— Не торопись. Я еще не смотрел твой полугодовой отчет.

— Иннокентий Александрович, у нас все в порядке.

— Надеюсь. Не напрасно же мы тебе квартиру дали. Новоселье не зажмешь?

— Что вы, что вы!..

Ванечка несколько лет работал в горздравотделе, в аппарате Иннокентия Александровича, и тот относился к нему, как к человеку надежному, способному, да и просто приятному, своему. Переводя Ванечку в больницу, сулили квартиру, и вот нынешним летом, через два года, дали трехкомнатную.

— Что у тебя со строительством? — спрашивал Иннокентий Александрович. — Городу очень нужны койки. Вот только сейчас был об этом разговор в исполкоме.

— Финансисты затирают, — пожаловался Ванечка.

— Ты мне оставь эти разговоры! — строго сказал заведующий. — Не хочешь ни с кем ругаться. Я тебя знаю. Через неделю отчитаешься по всем этим вопросам. В конце месяца наш отдел слушают. Понял?

— Понял.

— Что понял?

— Все будет сделано.

Иннокентий Александрович снова рассмеялся.

— А без моего напоминания не раскачаться никак? Чем ты там занят был?

Ванечка глубоко вздохнул, подвигал папку.

— Послезавтра вот почку пересаживать будем.

— Что будете? — не понял заведующий.

— Почку пересаживать.

— Ах, почку! Это хорошо. Но нам бы так сделать, чтобы больные с гипертоническими кризами не лежали в коридорах. Вот задача.

— Это верно.

— То-то, что верно… А чего вы за почки принялись? Урологическая клиника уже не справляется?

Ванечка замялся, болезненно поморщился:

— Федор Родионович считает…

Заведующий хмыкнул.

— Советую тебе от практики, принятой Батей, не очень отходить. Он клиники придерживал, не давал им особенной воли. Смотри, как бы они тебя не подвели, не ославили. Больница включена в республиканский конкурс…

Разговор с заведующим горздравотделом оставил у Ванечки неприятное чувство. Не потому, что через неделю предстоит докладывать о реконструкции больницы, — здесь хотя и небыстро, но дело движется, да от него практически ничего и не зависит. А вот неожиданный поворот с пересадкой почки его расстроил. Да, дело это незаурядное, тем более пересадка от здорового человека, пусть даже от брата. Незаметно не пройдет. Хорошо, если удачно, а если нет?.. Иннокентий Александрович явно не одобряет этой затеи. И, наверное, он прав. Перед конкурсом, где проверяется не только чистота, благоустройство и кипы разных бумажек, но и лечебная работа, нужно быть особенно осторожными! В ушах стоял насмешливый вопрос заведующего об урологической клинике.

Ванечка позвонил в ординаторскую плановой хирургии. Было пять часов, но врачи там нередко задерживались. Долго не отвечали, и Ванечка собрался уже, вконец расстроенный, положить трубку, но в этот момент гудки прекратились.

— Плановая хирургия, — услышал он усталый женский голос.

— Прасковья Михайловна?

— Да.

— Вы разве дежурите сегодня?

— Нет.

Лучше бы, конечно, чтобы у телефона оказался кто-нибудь другой…

— Вы не в курсе дела, братьев-близнецов перевели уже к вам?

— Да, перевели.

Наверное, поздно уже что-нибудь менять, подумал Ванечка.

— А почему к вам, а не в урологическую клинику?

— Зачем в урологическую? Они пересадками не занимаются, — так же устало ответила Прасковья Михайловна.

— А вы?

— Что — мы? У нас есть искусственная почка. И этим занимается Ардаров.

Ванечка помолчал, подвигал по привычке папку на столе.

— Да?

— Да… Ведь год назад была уже одна пересадка почки, от трупа. Помните?

— Ну да… А как там больной… — Ванечка едва не сказал «ваш». — После переливания?

— Как будто все в порядке. Кстати, Иван Степанович, вы…

— Ну вот, видите, — перебил ее Ванечка, — все в порядке. Идите домой. — И повесил трубку.

Да, изменить уже ничего нельзя. Теперь — будь, что будет… Ванечка бессознательно придвинул к себе дневную почту, словно готовясь к защите. Среди ежедневной стопки писем, адресованных администрации больницы, всегда было несколько благодарственных — от прежних больных. А сколько таких же писем поступало на отделения, непосредственно врачам! Тысячи писем — тысячи выздоровевших людей! Отдельные неудачи не могут зачеркнуть этого, думал Ванечка. Вот смерть Тузлеева, пожалуй, могла бы, а пересадка… Когда бы не конкурсная комиссия… Конечно, если пересадка пройдет успешно, это будет очень кстати, но если…

А Лидия Антоновна все не звонила.

Будильник задребезжал в половине шестого. Герман проснулся тяжело, неохотно, решил спать дальше, но все же приподнялся на диване и поглядел в окно. И несмотря на то что голова его снова опустилась на подушку, прозрачная голубизна осеннего неба уже проникла в него. Конечно, трех часов на сон после полутора суток бодрствования недостаточно, но так жаль было терять чудесный ясный вечер, возможно, последний в эту осень.