Шрифт:
Много на вечерах пела и Наташка Антипина. Девочки, которые понимали в пении, говорили, что Наташке не хватает голоса, и она на высоких нотах поет шепотом, иначе ей не вытянуть, но мне нравилось ее пение:
Голоса, может быть, не хватало, зато чувств было предостаточно.
На новогодней вечеринке Наташка пела из "Карнавальной ночи":
"...Помиритесь те, кто в ссоре" и смотрела на нас с Зойкой. Мы в тот момент поссорились с ней и не разговаривали.
Еще из Наташкиного репертуара я помню... "а провожают пароходы"...и "из какой ты сказки".
В газете "Комсомольская правда" появился раздел - комсомольский прожектор, где освещалась борьба со всяческими недостатками социалистического строя. А Верушка стала наседать на меня, что я не несу никакой общественной нагрузки.
– За тебя, отличница, другие будут работать, а ты только учиться для себя, - так характеризовала Верушка мое поведение, хотя я играла за Батуми на теннисных соревнованиях и участвовала в республиканских олимпиадах. Вот я и придумала выпускать прожектор, мне это показалось проще всего. Я сама писала саркастические заметки, и сама же рисовала карикатуры к ним. Ради удовольствия рисовать на приятелей шаржи я и придумала все это. Доставалось в, основном, нашему классу, ведь я плохо знала, что происходит в других. Зойка, соня и копуша, часто опаздывала на уроки, и я нарисовала ее, зевающей у классной доски, рядом с протирающим глаза Дэном - он тоже часто опаздывал. Зойку нарисовала похожей - ведь она не раз мне позировала для этюдов в художке. Подруга моя смертельно обиделась - не на критику, а на то, какие я ей ноги пририсовала - очень похожие, но не красивые, - а у Зойки были очень милые ножки.
Михаил Аронович как-то влетел в наш класс и с воодушевлением стал говорить:
– Какой прекрасный прожектор вы выпускаете. Сколько юмора и какие прекрасные рисунки, настоящие карикатуры. Кто это делает?
– А это все Хучуа развлекается, - насмешливо ответил кто-то из ребят, не очень-то одобрявший мою деятельность.
Наш Ароныч остановился прямо-таки как на бегу, ну просто подавился своими словами.
Хвалить меня было не принято, Верушка всем учителям тщательно внушила, что я зазнайка, и высокого о себе мнения, что соответствовало правде, - я и не понимала, а почему я должна была быть о себе плохого мнения?
Вот Рыжий и почувствовал, что попал впросак.
– Опять Хучуа, - сказал он. И вышел.
Я учусь в художке с Жанной, девочкой из выпускного класса Медеи, она на четвертом курсе, а я на втором. Она мне и сказала, что у них по воскресениям дополнительные занятия по математике, кружок, а потом они еще играют в волейбол.
И я, вспомнив Аллу и Колю, который тоже учился в художественной школе (мы не пересекались, я только видела его рисунки на выставках, он очень прилично рисовал), решилась напроситься на эти занятия. Медея не возражала, только сказала, что они занимаются давно и мне будет трудно, я на класс моложе и не все буду понимать.
Я целый год, каждое воскресение, ходила на занятия с выпускным классом в пятой школе. Я не все понимала, часто не знала материала, который по программе шел по 11 классу, но поскольку задачи были часто не по программе, а просто сложные, то через некоторое время я стала предлагать свои решения и не чувствовала, что слабее других.
Каждое утро, в воскресение, Сулико давали увольнительную в мореходке, и он заходил к нам и звал меня через забор. Каждое утро выходила мама и говорила одну и ту же фразу:
– Зоя на математическом кружке.
Но вечерами мы иногда встречались с Сулико и ходили в кино, но не вдвоем, а вчетвером - нас трое и Сули в форме моряка, который покупал на всех билеты. Мама не позволяла мне приходить позже 10 часов вечера и, если мы ходили на 9 часовой сеанс, то я уходила до конца фильма, Сулико меня провожал, а девчонки оставались и досматривали картину до конца.
Мы молча шли с Сулико по темным улицам города. Один раз он решился положить руку мне на плечо, но я увернулась.
Как-то раз, осенним вечером Лариса, Зоя, и я, втроем, идем по направлению к морю, прогуляться на бульваре.
На площади, недалеко от летнего театра, Лариса окликает какого-то парня, и он довольно долго разговаривает с ней, а мы ее ждем.
Парень в светло-сером костюме "тройка". Он курит и пускает дым высоко вверх, минуя Ларискино лицо, или в сторону.
Делает он это очень картинно, видимо чувствуя, что я наблюдаю за ним.
Лариска что-то озабоченно щебечет, слов я не слышу, далеко и шумно.
– Кто это, - спрашиваю я Ларису после окончания разговора, не представляя, откуда у Ларисы мог появиться такой элегантный знакомый.
– А, этот, - равнодушно тянет Лариска, - это один парень из комитета комсомола завода. Гоги зовут. (Лариса была комсомольским секретарем школы, она любила покрасоваться, и общественная работа была ей в самый раз)
– C ума сойти, какой красивый, - мечтательно говорю я.
– Ну что в нем хорошего? Хочешь, я вас познакомлю.
– Но не сейчас, а то он поймет, что я захотела с ним познакомиться первая. Потом, при случае.