В четыре часа рабочий день начался, залы стояли пустыми, и мы, как обезьяны, стали тренироваться на новых шестах, раз уж все равно должны были торчать на сценах.

Из двенадцати человек, переведенных в 'Парадайз', кроме меня перешли Оля с Жанной, Наташа, которая решила теперь держаться нашей компании, две подружки с огромными искусственными грудями, три барышни с сомнительной репутацией и соответствующим поведением, одна странная девчонка, которая ни с кем не общалась, но очень красиво танцевала, еще была одна весьма заурядная девица, имени которой я никак не могла запомнить, и одна персона, заслуживающая отдельного внимания. Это была женщина из Украины лет тридцати пяти, похожая на цыганку. Звали ее Наташей, как и нашу новую подругу, и работала она с Артуром уже второй контракт. Ее нельзя было не заметить. Ростом она была не выше ста пятидесяти сантиметров, при этом она еще немного сутулилась. Ее брови были как две черные радуги, почти соединяющиеся на переносице, глаза были глубоко посажены и смотрели как будто из норы. Тонкие губы и торчащие скулы довершали безобразие ее лица. Фигура тоже была отвратительной. Груди были похожи на пришитую курагу и хлопали, когда она танцевала, словно собачьи уши при беге. Дряблый живот, не оправившийся, видимо, после беременности, также не представлял интереса, а на ногах примечательными были только тонкие торчащие коленки. Вдобавок ко всему, она умудрилась выбрать себе сценическое имя Клаудия, что, конечно же, повлекло за собой погоняло Клава. Танцевала она, как раненая цапля, не иначе - двигалась так, словно пробиралась сквозь дебри, размахивая перед собой руками и переступая через какие-то воображаемые ветки, а нелепые выбросы коленок делали шоу еще более комичным. Мне было жалко ее. Я не имела представления, как она стала стриптизершей, и как ее взяли еще и на второй контракт. При всем своем безобразии и неумении танцевать, она отлично работала. Не знаю, сколько она зарабатывала, но она постоянно сидела с клиентами и толпами водила мужиков на приваты. Это было просто уму не постижимо.

Глядя на пустые залы, она сокрушенно покачала головой:

– И зачем я согласилась сюда перейти?.. Мы уже почти два часа сидим, а ни одного человека не зашло. Похоже, мы будем здесь работать за одну ставку.

– Клава, а и правда, че ты сюда перешла?
– спросила я.
– У тебя ж там хорошо получалось, вроде бы.

– Да получалось неплохо, просто девочки меня там достали. Они знают, что я не пойду жаловаться, поэтому нагло приходят и уводят клиента просто за руку, или подсаживаются и переводят внимание на себя. Так нельзя, мне кажется.

Такие моменты я наблюдала собственными глазами, и они мне казались юморными. До этой минуты.

Это был первый раз, когда я с ней толком разговаривала. Искренняя простота, звучавшая в ее словах, задела меня за живое, и я не знала, что сказать. Не скажу же я: Клава, ты жалкая и некрасивая, ужасно двигаешься, поэтому с тебя все смеются и помыкают тобою. Было похоже, что она в себе ничего необычного и ненормального вовсе не замечала. А может, так и правильно? Любить себя не за что-то, не наполовину, а полностью, со всем, что есть внутри и снаружи. Я вдруг подумала, что ее не жалеть надо было, ей можно было завидовать.

– А кто ты по образованию? И почему решила податься в стриптиз?
– мне стала интересна история этой женщины.

– Вообще-то я учитель младших классов, но я давно уже в школе не работаю - там мало платят, а у меня сыну девять лет, ему сейчас так много надо... Да и вообще, детям всегда много надо. Муж мой как уехал на заработки в Тюмень, еще пять лет назад, так и не вернулся, говорят, подженился там. Козел.

Я задумалась над тем, отчего девочки ехали сюда. У каждой была история. Не многих я спрашивала о причинах, толкнувших на стриптиз, но из тех, кого спросила, ни одна не сказала, что просто так, мол, потому что нравится. Ни одна. Каждая, кому я задавала этот вопрос, отвечала какой-то историей. Даже если это была похожая на шлюху, с вызывающим видом и надменным взглядом стерва, уводящая клиентов. Надо же. Раньше я думала о стриптизершах как о глупых, ничего не умеющих, ленивых существах, желающих легких денег. Теперь я знала, что деньги эти - совсем не легкие, и что зарабатываются они не на шубы и не на драгоценности, а на больницы, школы, кредиты... И еще я знала теперь, что не все у меня так плохо, раз я приехала сюда просто так, потому что поспорила с кем-то...

В клуб начали заходить люди. Они рассасывались по залам по два-три человека, заставляя нас работать, а не дурачиться. Мы танцевали, выходя каждую третью песню. Это выглядело катастрофически. В начале третьего круга посетители просто вставали и уходили или, в лучшем случае, перемещались посмотреть, что происходило в других салонах. А в других салонах на диванах валялись зевающие танцовщицы, встающие только, когда кто-то входил на их территорию, потому что от усталости мы забили на все это дело и поднимались на сцену только когда кто-то появлялся на горизонте. Скука царила несусветная. Нас придумали перемещать по залам, чтоб мы не повторялись, когда сидят гости. Потом решили оставить всего два зала рабочими, а в остальные не пускать людей, пока не наполнятся первые два. Такой дурдом продолжался практически весь вечер - руководители никак не могли определиться, как нам работать, чтобы и завлекать клиентов постоянным шоу, и чтобы сцены не пустовали, и чтобы мы с ног не попадали. Сошлись на том, что к нам переведут еще девочек. Для кого, правда, не понятно.

Мы сидели, лениво раскинувшись на подушках в синем зале. Никого из посетителей не было, и на сцене творилось что попало: девочки то лезли тренироваться, то ложились на бархатистый край подиума и болтали, а если кто-то заходил - подрывались с места и делали вид, что все это время только их и ждали. Дверь открылась, и мы все уселись, как будто ни на миг не закрывали глаза, хотя на самом деле залипали от безделья и недосыпа даже под грохочущую музыку. Начали заходить люди бесконечной вереницей. В зал вбежала Вика и резко поманила рукой всех к бару.

– Так, девочки, расходимся по всем залам по три человека, сейчас сюда выгрузят два автобуса туристов.

Сначала все обрадовались - можно будет хоть какие-то чаевые пособирать. Мы помчали занимать рабочие позиции. Вызвавшись танцевать первой, я вошла в белый зал и мои брови в тот момент подскочили, я так думаю, до самых волос: на диванах сидели около сорока азиатов, китайцев, насколько я смогла определить, - мужчин и женщин. Самым молодым было лет, наверное, по сорок пять, а самые 'опытные', сидели, опершись на клюку, и поправляли очки, чтобы получше рассмотреть меня. Примерно с таким же выражением лица, люди наблюдают за животными в зоопарке. Когда я начала крутиться на пилоне, некоторые из них подались вперед с интересом ученого, изучающего реакцию блохи на ввод туберкулина... Они живо начали что-то (по всей вероятности - меня) обсуждать и даже тыкать в меня пальцем. Смотри, мол, у этой обезьянки совсем нет хвоста! Мне хотелось провалиться под землю. Я тогда так и не разделась, постеснявшись престарелых женщин, смотревших на меня как на диковинного зверька.

В соседнем зале послышались гул и веселье - это Лиана, одна из тех бравых барышень с нескромным поведением пошла собирать чаевые. Она не просто разделась - она начала обход зрителей, приставая к ним и тыкая пальцем в трусы. По всей видимости, люди не улавливали, в чем дело. Она задержалась на одном мужчине, и стала его раздевать, чем вызвала восторг у остальной публики, все еще не понимающей, что должно произойти следующим. Тогда к мужчине подошел их гид и коротко шепнул что-то на ухо. С озарением на лице, турист полез в карман и достал несколько скомканных купюр. Внимательно пересмотрев их, он протянул одну Лиане, но она показала, что он должен вставить купюру ей в трусики. И снова волна восторга. Касаясь ее белья одними ногтями, мужчина исполнил ее указание и быстро отдернул руку. Снова аплодисменты. Лиана пошла дальше по залу, не пропуская ни одного человека, но люди отмахивались от нее как отмахиваются, когда на площади предлагают сфотографироваться с вараном и пытаются прицепить вам его на руку. Вот так же и эти начали дергать своими крыльями, а некоторые бабушки даже повышали голос и, похоже, ругались. Наблюдая все это из соседней комнаты, я решила, что переживу и без тех нескольких копеек, которые мне, возможно, кто-то дал бы. Так и не раздевшись, по окончанию песни я почти побежала в гримерку. По дороге я встретила Сергея, и почти столкнувшись с ним, схватила его за руку.