Никогда раньше Спиро не видел плавучую гостиницу вблизи. Громада! А издали кажется игрушкой. Нельзя подходить к борту, шлёпнет корпусом об корпус. Сносит, течение сильное. Если правда то, что Толстый Олаф рассказывал, подходить надо с кормы. Спиро крутанул рулевое колесо и сбросил газ, 'Электру' потащило вдоль корпуса плавучей гостиницы. Отойдя подальше, Антониадис снова врубил водомёты на полную мощность и повернул яхту круто против течения - надо было перескочить через буруны кильватера. 'Если не врал Олаф, затворы ахтеркамеры откроются сами. И провизор тоже рассказывал. Правда, провизор - сухопутная задница и никогда не был здесь в сезон ветров, а Олаф известный враль. Ладно, посмотрим. Корма какая широкая!

Водомёты едва справлялись, 'Электру' трясло и подбрасывало, продвигалась она медленно. Спиро пригнул от напряжения голову и сложил губы куриной гузкой. Каждую секунду готов был переложить руль, если вдруг что случится. 'Олафа придушу его же шнурками, если...' На затворах замигали жёлтые фонари. Автоматика 'Ковчега' спросила: 'Свой или чужой?' 'Свой!' - ответил маячок 'Электры'. Ворота стали лениво поворачиваться - внутрь. Ни дать ни взять, жучьи жвалы. 'Нет, не враньё это - про затворы', - подумал Антониадис, потом ему пришло в голову - сейчас ведь швырнёт прямиком туда, водомёты... Вовремя спохватился - дал самый полный назад. В тёмном провале дока мигали лампы. 'А если там...' Яхту внесло в ахтеркамеру, словно подмокший бумажный кораблик. Док оказался, вопреки опасениям Антониадиса, пуст.

Спиро сбросил газ, выравнивая судно, душу облегчил многоэтажным ругательством. Прикусил язык - корпус тряхнуло. У старика поджались уши - ожидал, сейчас будет скрежет, удар... Обошлось. Яхта, подхваченная под борта выдвижными обрезиненными захватами дока, остановилась. Спиро на какое-то время оглох, звенело в ушах. Заставил себя выпустить рулевое колесо, полез наружу. Шатался, словно пьяный. Потом он услышал, как гулко плещется, успокаиваясь, вода в стальном корыте дока, как гудят и щёлкают какие-то механизмы, а когда всё это затихло, ему почудился шорох. 'Здесь крысы? Чтоб я ещё раз когда-нибудь... Олаф не врал, как ни странно. Войти я вошёл, но как выходить буду? Ворота открыть, полный назад, а там - как карта ляжет? Но как открыть ворота? И корпус в захватах... Не пришлось бы прокуковать здесь до заката Альраи. Ладно, это потом. Крысы... Клопы тоже должны быть. Голодные клопы. Туристов-то нету, один смотритель остался. Как я его найду? Клоповник-то здоровенный... Ну, с чего-то нужно начать. Всё равно с чего. Душно тут'. Чтобы проветриться, Спиро решил начать поиски с верхней палубы, и, как оказалось, правильно сделал.

Седьмой сноп

– Свалился ты на мою голову, - ворчал Быстрицкий, поглядывая на гравископы. Вход в 'кротовую нору' открыт, тридцать четыре минуты до прокола, время есть. А 'хвоста' - наоборот, нету.

– А куда мне было деваться?
– вскинулся Циммерман. Занимал собою соседнее кресло, вид имел встрёпанный, настроен был полемически. Слегка гнусавил, к носу прижимал тампон.

Ответить бы ему как следует, но Быстрицкий не стал. Тридцать три минуты до прокола, не поздно ещё повернуть оглобли, но глупо же, очень глупо! Ной мёртв. А вдруг нет? Этот пижон говорит, мертвей мёртвого.

– Куда мне было деваться?!
– кипятился Циммерман.
– Амальгадилл, вы понимаете? Такая зверюга! Бедняга Роберт...

– Ты уверен, что он... Что его...

– Уверен ли?! Вы живого амальгадилла когда-нибудь видели?

'Видел', - подумал капитан, припомнив блестящую щучью морду и надсадные вопли кибершкипа о перегрузке реактора.

– Я его и дохлым видел, - ответил он, подумавши, что дохлым-то как раз не видел, но после такой оплеухи и трижды живой сдохнет.

– Что вы там видели!
– Циммерман психовал, и понятно почему: сбежал ведь.
– Что вы могли отсюда видеть?.. Видели вы, как он валяет его по палубе?.. Видели вы, как он на трупе... Что я должен был?.. С голыми руками, с одной ракетницей?

– А, так это ты отстрелил вешку прямо в корпус?!
– прокурорским голосом спросил Эдик Быстрицкий.

– К-какую вешку? Вы что?.. А, вот оно что. Вот почему ракетница. Нет, вы не поняли, Эдик. Роберт говорил мне... То есть, не мне, но я слышал, как он говорил: пора-де отстрелить вешку. Что-то ещё про какой-то груз. Я не понял: откуда груз в сезон ветров? А он вон откуда. Ага, значит, Ной... то есть, Роберт ставит вешку, а вы сбрасываете груз. Остроумно, ничего не скажешь. Но зачем? Или... А, я понял. Контрабанда. Кораллитовые полипы?

Быстрицкий молчал, это стоило ему больших усилий.

– Ладно, не хотите говорить - не надо, хоть всё и так понятно. Значит, ракетница. Она валялась на палубе неподалёку от тру... оттуда. Вы не думайте, я к ней даже не притрагивался. С ракетницей против веганского амальгадилла - гиблое дело. Так что вешку отстрелил не я. Это Роберт. Думаю, он до того ни разу не видел живого амальгадилла и даже не знал о нём, потому что если б знал, сразу бы понял, что не стрелять надо, а бежать.

'Ной, Ной...
– с горечью думал Эдик Быстрицкий.
– Как это на тебя похоже: не бежать, а стрелять. И что в результате? Ты мёртв, а этот шибздик, туристишка вшивый, жив. И надо бежать, потому как возвращаться глупо. Девятнадцать минут до прокола. Теперь даже захоти я вернуться, перехватят истребители. Странно, что нет 'хвоста'. Почему? Некогда разбираться. О другом надо. Что с шибздиком делать? Слишком много знает'.

– ...сообщить властям, - говорил между тем много знающий Циммерман.
– Потому что веганские амальгадиллы очень опасны. Откуда они взялись на Терране? Вы знаете, Эдик, они ведь пустотники. Как попали на атмосферную планету? Есть у вас связь с властями?

– С какими властями?!
– загремел, сорвавшись, Быстрицкий. Потом взял себя в руки, спросил почти спокойно:

– С какими властями? С каторжным начальством?

– А, ну да, ну да...
– бормотал Циммерман.
– Вы же контрабандисты и... Как бы так выразиться...