Шрифт:
Девятый сноп
В радиорубке 'Ковчега' не только радиостанция имеется.
Здесь у меня всё, думал Ной, здесь сонары и пульты пугалок. Здесь я могу слышать то, чего не могу видеть. Всё в целости, работают мои пушечки - любо-дорого. Пока они шумят, я не всё могу слышать, возразил Жнец. Отключай. Как же - отключай, полезут на риф опять силикофаги, встрепенулся Ной. А ты ненадолго, предложил Жнец.
– Что ты хотел здесь найти?
– озираясь, спросил Спиро.
– Помолчи. Потом объясню. Сядь-ка. Да не сюда, вон в то кресло. Надо послушать.
Антониадис ворча уселся к радиостанции, спросил: 'А мне можно послушать?' - не получил ответа, пожал плечами. Посидел, глядя, как Ной щёлкает тумблерами какого-то пульта и как устраивается в операторском кресле, затем ещё раз пожал плечами и - никто ведь не запрещает!
– украдкой стянул с пульта гарнитуру и напялил её задом наперёд. 'Пусть, - рассеянно думал Жнец, - Ничего он там сейчас особенного не услышит. Разве что болтовню бездельников из береговой охраны. Пускай развлекается, не до него. Отключить пушки. Так. Врубить сонары. Сначала пассивный. Что с микрофонами? Порядок. Юго-восточную группу. Ной кое-что понимал в сонарах, но в самих звуках - ни в зуб ногой. Что за странная идиома: ни в зуб ногой? Так. Микрофоны готовы. Всё лишнее к чёрту, только головоногая память. Заурх нереирси. Жаль, петь я не смогу, глотка человеческая на такое не способна, но хотя бы - он вслушался, закрыв глаза, - назл. Слышать'.
Он не смог сразу увидеть картину звуков, всё ему мешало: скрип наушников, металлический тембр, попытки Жнеца дополнить недостающее домыслом, и главная помеха - неудобное тело Ноя: тупоумное, тугоухое. 'Акиле, - услышал он, - Апа Акиле!' Узнал голос, подумал: клани. И тут же оказался там, на пригорке, у самой кромки воды, рядом с сыном. Леи клани Акилс звал: апа! Я тут, подумал Акиле клани Нумс. Хотел сказать: 'Эй зут!' - я здесь, ты разве не видишь, но вспомнил: 'Я умер'. Цатмелх акнац эа. Цатмелх взял меня. Теперь поздно думать, достаточно ли праведным был мой гнев, имел ли я право поднять серп и по праву ли возомнил себя жрецом. Мёртвый не может быть жрецом, жрец теперь ты, клани. 'Бедный мальчик, - подумал Акиле, - он узнал, что я мёртв, зовёт без надежды. Он слышал мою предсмертную песню, теперь будет мстить. Он призовёт Жнеца снова'.
Разве не этого ты хотел, напомнил Жнец, головоногий подключится к пересадочной станции, чтобы вызвать Жнеца, но Жнец не придёт, он занят. Жнец сейчас я. Тогда головоногий глупец в религиозном экстазе захочет отдаться главе Триады, своему Апа-Айсис. И вызовет Учредителя.
'Ахн - ужаснулся Акиле, - нет! Не надо, клани! Живи!'
Чепуха, подумал Жнец, давя головоногую память. Одним больше, одним меньше. Мне нужно поговорить с Учредителем, другого способа я не вижу. Дождаться надо, пока мальчишка затянет свою алкацр айсэ зулеивена молитву, затем спуститься к воде. Учредитель, вселившись в его тело, найдёт меня легко, он читает мою память и видит всё, что со мною было, кроме последней реализации. Ной ему недоступен. Да это и не нужно, в головоногой памяти есть всё для того, чтобы найти Ноя. Но как к воде спуститься? Прыгнуть - верная гибель. Умирать не хочу. Можно было бы...
– Сынок!
– услышал Жнец.
– Что с тобой?
'За плечо трясут, - понял Ной.
– Какого чёрта? А, это старик. Совсем забыл'. Он открыл глаза и потащил с головы наушники.
– Ты так кричал!
– Спиро перепугался не на шутку, в глаза заглядывал.
– С тобой всё в порядке?
– Всё хорошо, - ответил Жнец. Слова выговаривал старательно.
– Да я вижу, как тебе хорошо, двух слов связать не можешь. Бредишь, кричишь странное.
'Надо отослать его под любым предлогом, - подумал Жнец.
– Или нет, он мне нужен, у него яхта. Вот самый простой способ спуститься к воде и остаться целым. Яхта мне и после пригодится'.
– Всё в порядке, Спиро, - сказал он и, чтобы отвлечь старика, спросил, указывая на радиостанцию:
– Что передают хорошего?
– Ничего хорошего.
– Спиро вернулся в кресло.
– Переговариваются охраннички. Бездельники толстозадые, какой только ерунды не выдумают со скуки. Один другому: завелась-де в океане по слухам новая гадина амаг... амад... крокодил какой-то, которому патрульный корабль на один зуб. А тот не верит. А этот ему: почитай, что в последнем циркуляре. А тот, первый, говорит: это в каком циркуляре, где чрезвычайка и посмертная награда Роберту Корку? А этот ему: в том самом, только ты, дурья твоя башка, кроме наград ничего не видишь. Читай между строк. Написано: всем службам задействовать на всех объектах систему 'свой-чужой' во избежание случайного попадания. Улавливаешь? На кого патрульные охотятся?
'Я знаю, на кого они охотятся, - сообразил Ной, - на Быстрицкого. Засекли грузовичок, пустили в дело перехватчики. Или нет. Не сходится. Не было бы по такому случаю циркуляра, просто прихлопнули бы его, как муху, если б отказался сдаться'.
– Погоди-ка, - сказал Спиро.
– Так ведь Роберт Корк... Как так, посмертно?
'Вот именно, - подумал Ной.
– С чего это администрация решила списать меня в расход?' 'Узнали, что я напал на 'Ковчег, - подсказал Жнец.
– Значит, Быстрицкий сдался, иначе откуда бы пронюхали безопасники?'
– Как, ты говорил, охранник назвал новую гадину?
– спросил Жнец у Антониадиса.
– А-мга-дил, - с запинкой выговорил старик.
– Амальгадилл?
– Да, как-то так. Откуда ты знаешь? Это что, правда?
– Враньё. Послушай, Спиро, нам с тобой надо убираться отсюда как можно скорее. Началась охота, как бы в нас не пальнули.
– Патрульные? С чего они станут палить по 'Ковчегу'?
– Кто их разберёт, - соврал Жнец.
– Что-то не нравится мне, что они меня заочно похоронили.