— Война, царь. Голядь с литвой идут на Чёрную землю. А подбили их на войну Медведичи. Меня волки известили.

— Немедля едем в Почеп, к Доброгосту. Было бы с вами больше воинов, налетели бы на Медвежью гору и схватили прощелыгу Чернобора, — решительно сказал Зореславич.

— Погоди, царь, — возразил Вышата. — Я Чернобора ещё по Чёртову лесу знаю. Его ещё уличить сумей: как бы ни напакостил, вывернется и на других свалит. Не поймаем на горячем — выйдет, будто мы святого жреца безвинно мучим. И ехать сразу нельзя, чтобы обиды не было. Я должен справить главный обряд: обвести молодых вокруг священного дерева.

— Лишь бы ты моего мужа ни с кем тут не окрутил, — вмешалась Ларишка. — Что, Ардагаст, не нашёл себе здесь второй жены?

— Даже и наложницы, — с улыбкой покачал головой Зореславич.

— Вот и хорошо. А то я слышала про северянский обычай: после свадьбы всем гостям попарно мыться в бане, а кто без жены пришёл, с чужой моется. Как, я не опоздала?

Пара синих глаз с восхищением и завистью глядела на тохарку. Так вот она какая, царица Ардагастова! Лицо совсем нездешнее, узкоглазое и всё-таки красивое. И как ладно сидит на ней кольчуга! Куда ей, Добряне, до этой удалой поляницы [29] ... нет, её доля — Ясень, такой же лесовик, как и она сама. И никуда она из лесов дебрянских не денется, как и её племя. Только будет помнить до самой смерти, как плясала с золотоволосым Солнце-Царём...

Небольшой отряд выехал из Косты после полудня и направился к Почепу. Происходившее вчера теперь казалось Ардагасту дивным сном. Он сам обо всём рассказал Ларишке, и та только обрадовалась, что её мужа так уважают даже никогда не видевшие его северяне. Нет, не променяет он Ларишку, с которой прошёл сквозь колдовское пламя и тьму бесовских подземелий, ни на какую царевну! Даже на лесную, родную душе, как сам венедский лес.

Почеп, главное селение Черной земли, лежал на холме среди поймы реки Судости. Укреплениями северянской столице, не защищённой даже тыном, служили обширные болота. Весной они превращались в заводь, а холм — в остров. Для отягощённых доспехами сарматских конников холм был доступен разве что зимой.

Кто-то уже успел известить Доброгоста, и теперь он стоял у порога своей большой белой мазанки с головой чёрного орла на коньке. В облике чёрного орла Перун слетел в нижний мир, чтобы спасти брата Даждьбога, пленённого Чернобогом, и стрела, пущенная подземным владыкой в громовую птицу, вернулась и поразила его самого. Не только Чёрного бога почитали в Черной земле, но и его грозного противника. Великий старейшина северян был невзрачным щуплым человечком, прямо-таки тонувшим в роскошной шубе из черно-бурых лис. Важности ему не придавала даже окладистая чёрная борода, сливавшаяся с мехом шубы. Румяное лицо с потешным красным носом, любезное до приторности, напомнило Хилиарху какого-то давнего знакомого, и отнюдь не варвара. Рядом стоял высокий тридцатилетний мужик совсем не воинственного вида, хотя и в наборном панцире и при мече — великий воевода Воибор. Десятка два женщин и девушек, празднично наряженных, вышли к приезжим с хлебом-солью.

— Здравствуй на многие лета, славный царь Ардагаст со своей царицей! Да хранят вас все боги великие! Здравствуй, Волх Велеславич, сосед, хорошо, что с миром пришёл! Рад я, что ты у нового царя в почёте.

Северяне стройными голосами запели величальную царю с царицей. Ардагаст с довольной улыбкой принял хлеб-соль. Хорошо, что хоть здесь его встречают не рогатинами и не злыми чарами. Вот тебе и Чёрная земля!

А Доброгост уже с поклонами приглашал гостей в свою хату. Дубовый стол ломился от яств — когда только успели наготовить! Была тут и жареная вепрятина, и копчёное турье мясо, и греческое вино, и крепкое будинское пиво, и даже кумыс — для дорогих сарматских гостей старейшина нарочно держал дойных кобылиц. За столом хозяин первым делом поднял чару за великого царя Фарзоя. Потом он осведомился, кому Фарзой велел теперь собирать дань с северян — Ардагасту или Роксагу, царю роксоланов. Услышав, что давать дань новому царю росов должны все, кто давал её Сауаспу, Доброгост рассыпался в похвалах мудрости Фарзоя и бесчисленным добродетелям Ардагаста.

Потом старейшина с воеводой принялись поносить лютую голядь-человекоядцев и безбожную литву. Узнав же об их новом нашествии, бросились заверять царя росов в преданности северян и готовности кормить его рать сколько понадобится.

— Корм людям и лошадям — само собой, — сказал Ардагаст. — Главное, соберите ополчение, и как можно скорее. Я с войском пойду с Ипути прямо на Десну, навстречу людоедам. А ваша рать пусть идёт по Десне вверх.

Старейшина развёл руками. Голос его враз сделался робким, извиняющимся:

— Так ведь народ-то у нас тихий, мирный. Двадцать лет войны не видели. Опять же и оружия мало. От набегов да разбоев ещё можно отбиться или там в лесу пересидеть, на болоте... Нам ещё Сауасп говорил: «Вам городки не нужны, росская рать вас от всех врагов защитит». Мы ведь дань всегда исправно давали.

— Вот как! — прищурился Хор-алдар. — Мы будем умирать за вас, а вы — платить? Ты что, кесарь или парфянский царь, чтобы нанимать сарматов? Сарматская кровь стоит дороже, чем ты думаешь.

— Да мы уж ничего не пожалеем...

— Лишь бы самим не воевать! — ударил кулаком по столу Волх. — У вас что, мужики вовсе перевелись? Оружия у них мало! Рогатины, луки, поди, у всех есть — без этого в лесу не проживёшь. Топоры с коротких топорищ на длинные древки пересадить — вот вам и оружие.

— Мечи и акинаки здесь тоже у многих припрятаны, если уж ими щеголяют на свадьбах, — добавил Хилиарх.

— Словом, на войну пойдёте наравне с моими ратниками, — резко и решительно произнёс Ардагаст. — У устья Ветьмы, у вашей северной границы, буду вас ждать. Понял, великий воевода?