Шрифт:
– Наркоз ещё вчера кончился. И спирта уже нет. Не могу я больше!
– Так, Живаго, я тебе не исповедальник, чтобы мне плакаться! Ну, соберись, боец! На, ещё хлестани!
– Нельзя мне. Я же - непьющий. Развезёт. А там - люди.
– Давай сюда, - отобрал я у него пачку папирос. Вымажет всё в крови, её, кровь, и курить будет. Выбил ему папироску, "сломал" мундштук, как принято, прикурил, сунул в рот доктору.
– Лучше?
– спросил его.
Он кивнул, с наслаждением затягиваясь. Пачку сунул обратно ему в карман.
– Ну, бывай, Айболит. Не скисай. Бой только начался.
– Покури моих, боец!
– Бросил!
– крикнул я ему, помахав ручкой, типа - пока-пока!
Попадёшь в руки такому вот аспиранту-интерну! А, альтернативы - нет. Армии нужны сотни тысяч врачей, медперсонала. Не было столько у молодого Советского государства. Всякие профессоры Преображенские гордо сделали ручкой, как я сейчас. Возможно подготовить за 20 лет сотню тысяч квалифицированных хирургов? Нет. Тысячу - может быть. Сотню тысяч - нет. А от каждого из этих коновалов со скальпелями наперевес, зависят жизни и судьбы миллионов бойцов. А он - просто студент. И не имел опыта операционной работы до войны. Теперь - этого опыта - завались. И ещё сегодня навалит. Может быть, и можно было спасти ногу тому бойцу. Если бы он был один. Можно было бы собрать осколки кости, наблюдать. Но, нет антибиотиков, нет лекарств. Наркоза, тупо - нет. Если не отхерачить по сустав - умрёт от гнили. Сгниёт. И не все умеют жить с гангреной, как я. Обычно это - смерть. Мучительная.
А антибиотики уже есть. Уже промышленно производятся. В САСШ. Но, они их нам - не продают. В Германию, через латиносов, продают. А нам - нет. Союзнички, гля! С такими друзьями - враг не нужен. У них, по "рядовому Райну" судя, на поле боя - капельницы ставят. У нас - бинты стирают мылом для повторного использования. Не потому, что у нас не умеют. Нет ничего! Фармацевтическая промышленность - та же химическая промышленность, если не сложнее. А у нас все 20-е, 30-е годы - блокада. Санкции. С нами торговала только Германия, и то, только до Гитлера. У остальных - санкции. А самому - не разорваться. Не преодолеть, как ни старайся, отрыва в высокотехнологических отраслях. За время смуты, революций и хаоса гражданской войны все против всех, страна так была отброшена далеко назад, что за 2-3 пятилетки - не догонишь. Никак. Вот и нет у нас ни химии высокотехнологичной, ни электроники, ни логистики. Не могли мы нашлёпать нужного количества грузовиков. Физически - не могли. Когда в СССР появилось промышленное моторостроение? Автомобильная промышленность? Десять лет назад. Только десять лет. А у наших заклятых "друзей"? Вон, даже немцы, несмотря на то, что автомобилестроение - фишка нации, и то не стесняются массово использовать чужую, не немецкую технику. Не хватает своей. А у нас - откуда возьмётся?
Да ещё и умники-маршалы. Сотню тысяч мне дай лёгких танков! За десять лет - сотню тысяч. Лучше бы они сотню тысяч тракторов сделали, чтобы не лошадьми землю пахать. И миллион грузовиков. Расходы - сопоставимы. И стоят теперь эта сотня тысяч ржавых памятников гигантомании и маразма по всей западной границе СССР.
Тухачевский. Паркетный маршал. Кремлёвский мечтатель. А как грязью вымазали вылезших из мужиков, с самых низов маршалов Кулика и Будённого? Ретроградами их назвали. За что? За то, что они со всей своей мужичьей непосредственностью, которая - "На хера козе баян?", сразу просекли, что формировать разом 11 мехкорпусов - штаны лопнут. Просили - последовательно, по-одному формировать, учиться на ошибках. Они выступили против охального и поголовного сокращения конницы. И кто оказался прав? Ни один из мехкорпусов так и не был достроен, конницы - нет. Подвижных соединений - нет. Ретрограды? Или дальновидные стратеги? Эти мужичьи маршалы оказались правы, но так и вошли в историю как недалёкие туповатые выскочки "от сохи". А вся их вина в том, что они не скрывали свои взгляды, а со всей коммунистической настойчивостью пытались образумить "элитку" РККА, расстрелянную только перед самой войной. Слишком поздно расстрелянную.
Ладно, на других плевать - приятно, конечно, но надо бы и самому что-то полезное для Победы сделать. За себя и за того парня. Моя дневная норма - не выполнена. Ни одного подтверждённого трупа! Разгильдяй! А ещё и замахнулся на высокое звание маньяка-живодёра! Как там Твардовский говорил: "Так убей хоть одного!" Да, его бы в 21-й век! Вот бы его рвало вчерашним ужином!
Ха! Ротный. Два ящика тащит, согнувшись, как гоблин. Подхожу, закидываю винтовку на спину, подхватываю ящики за другой конец. А ротный - вдруг их отпускает. Падает вперёд, на спину в падении изворачивается, сумел перекинуть ППС, целиться в меня.
– Я, конечно, физическую подготовку оценил, - говорю я, - но, зачем?
– Тьфу, на тебя! Напугал!
– Да что ты плюёшься постоянно!
– возмущаюсь я, вытирая штанину, - Тебя не Катяхом надо было нарекать, а Кэмелом.
– Чё?
– удивился ротный, берясь за протянутую руку.
– Верблюдом.
– А-а! Ты где был?
– Пиво пил, - ответил я. Автоматически. Я - из 90-х. Была такая вирусная реклама.
– Чё? Где?
– насторожился ротный. Да, пиво сейчас - мечта. Какое пиво, если в хлеб идут даже опилки, не то, что ячмень или овёс.
– Шучу, извини. Лошадь в лазарет отвёл.
– Отвёл? Я видел, как его ранило. В сердце.
– У него сердце - с другой стороны. Зеркально.
И вдруг замер. Зеркально! Вот в чём дело! Вот что меня в нём постоянно напрягало!
– Ты чё, замёрз?
– проскрипел, недовольно, ротный, - потащили!
Я, так же автоматически, не задумываясь, подхватил оба ящика, закинул их на плечи и пошёл. Ротный рот и разинул. Покачал головой и побежал следом.
– Ты чё?
– скрипел он, - Чё удумал?
– А? Извини, задумался, - ответил я. с сожалением увидел, что волоку оба ящика, как мул. Твою мать!
– Это я заметил. А о чём?
– О Лошади.
– О как! И что ты так резко в нём понял?
– Я вот всё не понимал, что меня в нём так раздражает? Аж до трясучки. А он оказывается - человек-зеркало. Хамелеон. С кем ведётся, в того и оборачивается.
Ротный заржал. Чудно. Как ржавой калиткой быстро-быстро крутят.
– Ты только понял?
– Смешно, да? Да, только и понял. Нянчился с ним, как с человеком. Думал - дурачок, бывает. А он - пустышка. Нет в нём ничего. Никто в него не смотрит - никого там нет.