Цветы зла
вернуться

Бодлер Шарль Пьер
Шрифт:

XCI. Задумчивость

Остынь, моя Печаль, сдержи больной порыв.Ты Вечера ждала. Он сходит понемногуИ, тенью тихою столицу осенив,Одним дарует мир, другим несет тревогу.В тот миг, когда толпа развратная идетВкушать раскаянье под плетью наслажденья,Пускай, моя Печаль, рука твоя ведетМеня в задумчивый приют уединенья,Подальше от людей. С померкших облаковЯ вижу образы утраченных годов,Всплывает над рекой богиня Сожаленья,Отравленный Закат под аркою горит,И темным саваном с Востока уж летитБезгорестная Ночь, предвестница Забвенья. [100]

100

Перевод С. Андреевского 

XCII. Самобичевание

К Ж. Ж. Ф.

Я поражу тебя без злобы,Как Моисей твердыню скал,Чтоб ты могла рыдать и чтобыОпять страданий ток сверкал,Чтоб он поил пески СахарыСоленой влагой горьких слез,Чтоб все мечты, желанья, чарыИх бурный ток с собой унесВ простор безбрежный океана;Чтоб скорбь на сердце улеглась,Чтоб в нем, как грохот барабана,Твоя печаль отозвалась.Я был фальшивою струной,С небес симфонией неслитной;Насмешкой злобы ненасытнойИстерзан дух погибший мой.Она с моим слилася стоном,Вмешалась в кровь, как черный яд;Во мне, как в зеркале бездонномМегеры отразился взгляд!Я – нож, проливший кровь, и рана,Удар в лицо и боль щеки,Орудье пытки, тел куски;Я – жертвы стон и смех тирана!Отвергнут всеми навсегда,Я стал души своей вампиром,Всегда смеясь над целым миром,Не улыбаясь никогда! [101]

101

Перевод Эллиса 

XCIII. Неотвратимое

I
Идея, Форма, СуществоНизверглись в Стикс, в его трясину,Где Бог не кинет в грязь и в тинуЧастицу света своего.Неосторожный Серафим,Вкусив бесформенного чары,Уплыл в бездонные кошмары,Тоской бездомности томим.И он в предсмертной маетеСтремится одолеть теченье,Но все сильней коловерченьеИ вой стремнины в темноте.Он бьется в дьявольской сети,Он шарит, весь опутан тиной,Он ищет свет в норе змеиной,Он путь пытается найти.И он уже на край ступилТой бездны, сыростью смердящей,Где вечной лестницей сходящийИдет без лампы, без перил,Где, робкого сводя с ума,Сверкают чудищ липких зраки,И лишь они видны во мраке,И лишь темней за ними тьма.Корабль, застывший в вечном льду,Полярным скованный простором,Забывший, где пролив, которымПриплыл он и попал в беду!– Метафор много, мысль одна:То судьбы, коим нет целенья,И злое дело, нет сомненья,Умеет делать Сатана.
II
О, светлое в смешенье с мрачным!Сама в себя глядит душа,Звездою черною дрожаВ колодце Истины прозрачном.Дразнящий факел в адской мглеИль сгусток дьявольского смеха,О, наша слава и утеха —Вы, муки совести во Зле! [102]

XCIV. Часы

Часы! угрюмый бог, ужасный и бесстрастный,Что шепчет: «Вспомни все!» и нам перстом грозит, —И вот, как стрелы – цель, рой Горестей пронзитДрожащим острием своим тебя, несчастный!Как в глубину кулис – волшебное виденье,Вдруг Радость светлая умчится вдаль, и вотЗа мигом новый миг безжалостно пожретВсе данные тебе судьбою наслажденья!Три тысячи шестьсот секунд, все ежечасно:«Все вспомни!» шепчут мне, как насекомых рой;Вдруг Настоящее жужжит передо мной:«Я – прошлое твое; я жизнь сосу, несчастный!»Все языки теперь гремят в моей гортани:«Remember, еstо memоr» говорят;О, бойся пропустить минут летящих ряд,С них не собрав, как с руд, всей золотой их дани!О, вспомни: с Временем тягаться бесполезно;Оно – играющий без промаха игрок.Ночная тень растет, и убывает срокВ часах иссяк песок, и вечно алчет бездна.Вот вот – ударит час, когда воскликнут грозноТобой презренная супруга, Чистота,Рок и Раскаянье (последняя мечта!):«Погибни, жалкий трус! О, поздно, слишком поздно!» [103]

102

Перевод В. Левика 

103

Перевод Эллиса 

ПАРИЖСКИЕ КАРТИНЫ

ХСV. Пейзаж

Чтоб целомудренно слагать мои эклоги,Спать подле неба я хочу, как астрологи, —Из окон чердака, под мирный лепет снов,Гуденью важному внимать колоколов.Там, подперев щеку задумчиво рукою,Увижу улицу я с пестрой суетою,И мачт Парижа – труб необозримый лес,И ширь зовущих нас к бессмертию небес.Отрадно сквозь туман следить звезды рожденье,В завешенном окне лампады появленье,И дыма сизого густые пелены,И чары бледные колдующей луны.Там будут дни мои неслышно течь за днями.Когда ж придет зима с докучными снегами,Все двери, входы все закрою я гостямИ чудные дворцы в ночи моей создам!И буду грезить я о горизонтах синих,О сказочных садах, оазисах в пустынях,О поцелуях дев небесной красоты,О всем, что детского бывает у мечты.Пусть под окном моим мятеж тогда бушует, —Меня он за трудом любимым не взволнует:В искусство дивное всецело погружен —По воле вызывать весны волшебный сон,Из сердца извлекать я буду волны света,Из мыслей пламенных – тепло и роскошь лета. [104]

104

Перевод П. Якубовича 

XCVI. Солнце

В предместье, где висит на окнах ставней ряд,Прикрыв таинственно-заманчивый разврат,Лишь солнце высыплет безжалостные стрелыНа крыши города, поля, на колос зрелый —Бреду, свободу дав причудливым мечтам,И рифмы стройные срываю здесь и там;То, как скользящею ногой на мостовую,Наткнувшись на слова, сложу строфу иную.О, свет питательный, ты гонишь прочь хлороз,Ты рифмы пышные растишь, как купы роз,Ты испарить спешишь тоску в просторы свода,Наполнить головы и ульи соком меда;Ты молодишь калек разбитых, без концаСердца их радуя, как девушек сердца;Все нивы пышные тобой, о Солнце, зреют,Твои лучи в сердцах бессмертных всходы греют.Ты, Солнце, как поэт, нисходишь в города,Чтоб вещи низкие очистить навсегда;Бесшумно ты себе везде найдешь дорогу —К больнице сумрачной и к царскому чертогу! [105]

105

Перевод Эллиса 

XCVII. Рыжей нищенке

Белая девушка с рыжей головкой,Ты сквозь лохмотья лукавой уловкойВсем обнажаешь свою нищетуИ красоту.Тело веснушками всюду покрыто,Но для поэта с душою разбитой,Полное всяких недугов, оноЧары полно!Носишь ты, блеск презирая мишурный,Словно царица из сказки – котурны,Два деревянных своих башмака,Стройно-легка.Если бы мог на тебе увидать яВместо лохмотьев – придворного платьяСкладки, облекшие, словно струи,Ножки твои;Если бы там, где чулочек дырявыйЩеголей праздных сбирает оравы,Золотом ножку украсил и сжалТонкий кинжал;Если б, узлам непослушны неровным,Вдруг, обнажившись пред взором греховным.Полные груди блеснули хоть разПарою глаз;Если б просить ты заставить умелаВсех, кто к тебе прикасается смело,Прочь отгоняя бесстрашно вокругШалость их рук;Много жемчужин, камней драгоценных,Много сонетов Бело совершенныхСтали б тебе предлагать без концаВерных сердца;Штат рифмачей с кипой новых творенийСтал бы тесниться у пышных ступеней,Дерзко ловил бы их страстный зрачокТвой башмачок;Вкруг бы теснились пажи и сеньоры,Много Ронсаров вперяли бы взоры,Жадно ища вдохновения, в твойПышный покой!Чары б роскошного ложа таилиБольше горячих лобзаний, чем лилий,И не один Валуа в твою властьМог бы попасть!Ныне ж ты нищенкой бродишь голодной,Хлам собирая давно уж негодный,На перекрестках продрогшая всяРобко прося;На безделушки в четыре сантимаСмотришь ты с завистью, шествуя мимо,Но не могу я тебе, о прости!Их поднести!Что же? Пускай без иных украшений.Без ароматов иных и каменийТощая блещет твоя нагота,О красота! [106]

106

Перевод Эллиса 

XCVIII. Лебедь

Виктору Гюго

I
Я о тебе одной мечтаю, Андромаха,Бродя задумчиво по новой Карусель,Где скудный ручеек, иссякший в груде праха,Вновь оживил мечту, бесплодную досель.О, лживый Симоис, как зеркало живоеТы прежде отражал в себе печаль вдовы.Где старый мой Париж!.. Трудней забыть былое,Чем внешность города пересоздать! Увы!..Я созерцаю вновь кругом ряды бараков,Обломки ветхие распавшихся колонн,В воде зацветших луж ищу я тленья знаков,Смотрю на старый хлам в витринах у окон.Здесь прежде, помнится, зверинец был построен;Здесь – помню – видел я среди холодной мглы,Когда проснулся Труд и воздух был спокоен,Но пыли целый смерч взвивался от метлы,Больного лебедя; он вырвался из клеткиИ, тщетно лапами сухую пыль скребяИ по сухим буграм свой пух роняя редкий,Искал, раскрывши клюв, иссохшего ручья.В пыли давно уже пустого водоемаКупая трепет крыл, все сердце истомивМечтой об озере, он ждал дождя и грома,Возникнув предо мной, как странно-вещий миф.Как муж Овидия, в небесные просторыОн поднял голову и шею, сколько мог,И в небо слал свои бессильные укоры —Но был небесный свод насмешлив, нем и строг.