Шрифт:
Мираж, твердила я спустя несколько десятков снов, закрывала глаза руками и отворачивалась от лица, смотревшего с неба. Оно было огромное - не великан, чудовище!
– шея вырастала из горизонта на западе, а макушка чуть-чуть не дотягивала до зенита. На фоне белой земли и серо-коричневых скал его краски казались непривычно яркими, хотя по земным меркам это лицо могло принадлежать только мертвецу. Бледно-розовая кожа, вся в отслаивающихся струпьях над бровями и на подбородке. На носу она собралась складками, в которые забилась земля или пыль. Щеки тоже морщинистые, и эти морщины кажутся застывшими, вырезанными в дереве. Серо-зеленые губы твердые, как у рептилии. Брови белые, то ли седые, то ли покрытые инеем. Бесцветные, какие-то тоже серо-зеленые волосы облегают голову спутанной сетью и не шевелятся, будто приклеенные. И глаза - пугающие, пристально всматривающиеся вдаль и в то же время пустые. Они были единственным, что живет и движется на этом мертвом лице. Они ищут и не находят. Кого они ищут? Неужели меня?
Подумав так, я вскрикнула, шарахнулась в сторону, испугавшись собственного голоса, кинулась вниз, забыв, куда лечу, и забилась в первую попавшуюся щель. Сжавшись в комок, я зажимала глаза пальцами, но не могла, никак не могла прогнать прочь это страшное лицо.
Много позже, совсем закоченев и проголодавшись, я осмелилась выбраться наружу из своей норы. Огляделась, вздрагивая при каждом движении. Небо было пусто. Поскользнувшись на льду лужи, я уселась и принялась долбить лед костяшками пальцев и отколупывать ногтями. Обсасывая льдинки, я выплевывала приставшую к ним землю и пыталась сообразить, что делать дальше. Руки были умнее головы, они знали что делать, а голова нет. Мысли вылетали из нее, не успев оформиться. Не понимая, что делаю, но с неясным чувством сожаления я вновь оставила землю внизу. Чтобы избавиться от ощущения фиаско, сделала пару мертвых петель, погрозила кулаком в ту сторону, откуда раньше смотрело мимо меня чужое лицо, и полетела прочь.
Над краем нихегг солнце прошло большую часть пути. Я знаю это, хотя давно потеряла все ориентиры. Мой собственный путь сбивается, петляет, кидается в стороны и продвигается к северу со скоростью не быстрей солнечной. Ветры не могут меня остановить, но бурь я остерегаюсь и, почуяв их издалека, облетаю по широкой дуге. Земля внизу уныла, как мое сердце: промерзшая на несколько десятков метров вглубь, каменистая, пустая. Но время идет, и она оживает. Появляются голубые грибы, животные. Скудные ручьи сливаются в речки, их берега зарастают новыми разноцветными грибами. Солнце поднимается выше. Я возвращаюсь в полосу жизни. А лицо все стоит перед внутренним взором, настойчиво смотрит, и я наконец понимаю, что именно меня беспокоит. Это человеческое лицо! Значит, на планете есть еще люди!
Даже столь элементарный логический ход не сразу кажется очевидным. Ведь я не на Земле? Нет. На другой планете, где не существует никаких организмов, сходных с людьми. Но лицо-то было человеческое! Или нет?.. Это не мог быть нихегг, у тех черная кожа, нет носа, да и глаза... Человек, только человек!
Ощущение такое, будто душу встряхнули, перевернули в груди. Мне горячо, страшно, зло и радостно. Эти миражи подобны земным, они отражают то, что происходит где-то в другом месте. Где именно? Неизвестно, но ясно, что не у полюса, а в более низких широтах. Здесь есть люди!
Я остановилась. Почесывая левой босой ногой правую, висела между небом и землей, повернувшись спиной к ветру, и прислушивалась к себе, стараясь понять, что чувствую. Искать их или не надо? Куда лететь? Само это слово "люди" жжет меня огнем. Что я им скажу? "Я убила своего друга, возьмите меня к себе"? Разве для этого меня забрал туман? Умирала и воскресала, летала я - для этого? Чтобы снова все стало как раньше?
Страус щелкнул клювом в полуметре от ступни. Ух ты, как меня снесло! Размышления отнимают столько внимания, что на полет его не остается. Вроде ничего не решила, а голова гудит от усталости. Я зашипела на страуса, отлетела подальше, помчалась на него, подставляя левую руку, а когда он к ней потянулся, врезала по башке правой. Он обиженно заклекотал и погнался за мной, подпрыгивая и изо всех сил вытягивая шею. От ближайшей речки на подмогу спешили еще несколько. Отлично. Сейчас возьму топор и...
Черт. Черт! Как можно было потерять топор?! Только сейчас я поняла, что натворила. Единственное оружие, с которым я прошла весь этот мир и часть земного, лежит сейчас под полярным сиянием, зарастает кристаллами инея. Я даже помню, где скинула его, чтоб не болтался за спиной на крутых поворотах: посреди замерзшего болота, в выбоине скалы, что растет прямо из воды, - вот где он ждет меня. И рюкзак там же, а в рюкзаке - смена одежды и сапоги. О чем я думала, когда штаны протерлись на коленях и куртка вся истрепана ветрами!
Лицо и люди были забыты. С наслаждением ругая себя, я полетела обратно. Так мне и надо, идиотке.
Дорога к полюсу заняла в два раза больше времени, чем путь оттуда, и не раз заставила меня вспомнить все возможные оскорбительные слова, которыми я себя щедро награждала. На каждой стоянке какой-нибудь зверь пытался попробовать меня на зуб. У некоторых и зубов-то нет, но все они точно сговорились: одни заползали под одежду, другие пытались отпилить пальцы, пока я спала, третьи безо всякой деликатности рвались к горлу. Я потеряла много крови, едва не лишилась руки и осталась без рукава куртки. Самое обидное, что, ощутив вкус моей крови, звери сразу оставляли меня в покое. Но это не мешало им пытаться меня погубить. А топора нет!
Я летела, лежала, спала, летела, лежала, снова спала и снова летела... Прошла прорва времени, прежде чем наконец нашлось то самое болото. Уж и не верила, готова была сдаться. Черная вода была покрыта ледяной пленкой, совершенно прозрачной и почти неразличимой в сгустившихся сумерках. Ближе к скале эта пленка шла трещинами, а прямо у основания камня торчала вертикальными пластинами. Казалось, похожий на зуб пик постепенно вырастает из болота, разламывая лед. У воды он был в обхвате метров пятьдесят, а заканчивался острым шпилем толщиной с руку. Я помнила его хорошо. В прошлый раз он стал удобным тренажером. Весело было на большой скорости лететь вдоль него вверх, на самой вершине схватиться за шпиль, разворачиваясь - каждый раз все быстрее и быстрее, - и мчаться вниз ногами вперед. В единственной расщелине, которая, возможно, когда-нибудь расколет скалу пополам, лежали затвердевший от мороза рюкзак и топор, такой холодный, что я с трудом удержала его в руках. К этой минуте усталость была так велика, что и помыслить нельзя было о том, чтоб лететь куда-то еще. Я устроилась в расщелине со всем возможным удобством, прислонившись спиной к скале и поджав ноги к груди, потому что вытянуть их было некуда, между бедром и рюкзаком пристроила топор и заснула, не обращая внимания на то, что камень сквозь одежду холодит кожу.