— Я найду способ, — сказал я.

Затем не удержался и разревелся, как девчонка. Слезы потекли по щекам, и я ничего не мог с этим поделать. У меня перед глазами горели птицы — сотни, тысячи птиц, целые стаи. Они взмывали над Европой от непомерно яркой вспышки, они кричали неистово, воспламенялись и падали.

Слезы падали на стол, я не выдержал, вскочил и метнулся в другую комнату. Леська тут же рванула за мной, но задержалась и сказала, резко повернувшись к Долговязому:

— А ты сам сможешь спать, если на Землю рухнут ракеты?

Я упал на кровать, уткнулся лицом в подушку и, уже не сдерживаясь, зарыдал. Мне совсем не было стыдно. Ни капельки. Было просто больно от того, что я мог бы что-то сделать, но крепкий, как скала, Долговязый не даст мне и шагу сделать. Я вспомнил, как в детстве, в школе, мальчишки постарше били меня кедами по лицу. Это было и больно, и унизительно. Но унижение пережить было труднее. Сейчас было очень похоже. И никто не мог мне помочь, ни Молчунья, ни Леська, ни кто-то еще.

— Хорош реветь, — раздался позади голос Долговязого. — От сырости грибы разведутся. Ну погорячился я. Признаю. Похоже ты прав, выхода действительно нет. Эй, Копуха!

Я оторвался от подушки и повернулся к нему.

— Поехали на «Рапид», — подмигнул Долговязый. — Узнаем, что там с твоей Поганкой. И я постараюсь не обращать внимание на то, что все повторяется.

— Что повторяется?

— История Жаба.

— В смысле? — осторожно спросил я, утирая слезы.

— Много лет назад я так же был против, но Жаб меня уговорил. Надеюсь, что в этот раз будет иначе.

На «Рапид» мы вернулись тремя катерами. Долговязый вел штатный рейдер, Молчунья пригнала «Уже там», а мы с Леськой причалили на «Толстозадом». Майк с восхищением осматривал машины победительниц, пока моряки поднимали их на борт.

— Где дельфины? — спросила у него Леська, едва поднявшись на борт.

— Они подошли к борту, доложили через коммуникатор о затопленной базе и уплыли. Мне не удалось уговорить их вернуться в вольеру.

— Плохо, — нахмурилась она. — Не хотелось бы, чтобы они возвращались на «Тапрабани» без меня.

— Почему?

— Путь далекий, — уклончиво ответила Леся. — Всякое может случиться.

— Они родились в океане, — пожал я плечами.

Леся не ответила.

— А ты не можешь связаться с Тошкой? Ну… Ты понимаешь.

— Нет. Я же говорила, подавлять волю этот нейрочип не способен. Он может только передавать образы. Это же не рация, Рома.

Честно говоря, я не понял причину ее беспокойства. Дельфины — свободная раса, могут делать что захотят. А опасности в океане для них почти никакой.

— Курс на юг, — приказал Долговязый Майку. — И не жалей ходу, у нас очень мало времени.

— Есть! — козырнул офицер.

Он направился в рубку, и уже через полчаса «Рапид» вышел из акватории порта, начав набирать ход. Ветер засвистел в леерах и растяжках мачт, снаружи стало неуютно на такой скорости, и мы перебрались в кают компанию.

— Пока далеко не ушли, надо обследовать Рому, — напомнила Леся. — Ты обещал томограф.

— Он в медицинском отсеке, — кивнул Долговязый. — Я провожу.

Честно говоря, я не верил в то, что у меня с головой не в порядке. Биологи склонны сгущать краски и перестраховываться, но я был уверен, что мои кошмары — это просто кошмары. У кого их нет? У одних чаще, у других реже. Но обижать Лесю не хотелось, так что я поплелся за ними в медицинский отсек. Леська быстро разобралась с томографом, включила все мониторы и уложила меня на кушетку.

— Вы тут занимайтесь, а мне надо в рубку, выяснить у Молчуньи точные координаты «Валерки», — сказал Долговязый. — Найдете дорогу назад?

— Разберемся, — кивнула Леся.

Долговязый подмигнул мне и скрылся за переборками. Было зябко — Леська заставила раздеться до плавок. А вот тревоги не было. Я был уверен, что даже если она найдет непорядок у меня под черепом, я сумею ее уговорить не отправлять меня в госпиталь немедленно. Больше ведь нырять было некому. Точнее, нырнуть-то каждый охотник умел, да только не каждого Поганка подпустила бы к себе. Причину этого я сам не вполне понимал — ее гораздо лучше знала Молчунья. И если честно, мне бы хотелось с ней об этом поговорить до решающего погружения. Слишком многое от этого могло зависеть.

Леська опустила подкову томографа мне на голову и начала сканирование. Видно ничего не было, только на теле мерцали отблески мониторов.

— Ну что там? — не выдержал я затянувшегося молчания.

— Полежи спокойно и помолчи, — ответила Леся. — От разговора активность участков мозга меняется. Подумай о чем-нибудь приятном.

— Тогда о тебе, — улыбнулся я.

— Ты становишься эротоманом, — пошутила она.

Сканеры томографа мерно урчали. Я ожидал какого-нибудь покалывания или почесывания в голове, но не ощущал вообще ничего. Только мурашки бегали по голому телу от холода. Время шло, Леська молчала.