Шрифт:
– Мне такой сон дурацкий приснился, – шепнула она. – Будто ты меня отвел в оазис с озером и там сделал мне предложение. А потом, когда пришло время венчания в церкви, вместо тебя мне подсунули тощего лысого мужика. И была полная церковь шакалов.
Сергей улыбнулся.
– Знаешь, что такое счастье? – еще тише шепнула она. – После такого сна открыть глаза и увидеть тебя. И нет никакого кошмара. Знаешь, за что я люблю сны? Они никогда не сбываются. Точнее, сбываются, но все время наоборот. Мы ведь теперь всегда-всегда будем вместе?
– Всегда, – с улыбкой ответил он. – Ты чего больше хочешь – чаю или кофе?
– Кофе. Чтоб окончательно прогнать того лысого урода.
– Я тебя очень люблю, – неожиданно шепнул Сергей ей в самое ухо.
– Щекотно же, дурачок! – рассмеялась Анечка и отстранилась.
Сергей встал с дивана, и Анечка удивилась, как же она раньше мало обращала внимания на его красоту. Он был красивый, по-настоящему красивый, как дикий зверь на воле. И, точно как у дикого зверя, в его наготе не было ни единой постыдной черточки.
– Сколько на тебе шрамов, – почти испуганно сказала она, привстала и провела пальцами вдоль его позвоночника. – Это ведь не от шакалов, да?
Сергей надел домашние брюки и отшутился:
– От шакалов, от волков и даже от львов.
– Ты снова надо мной смеешься, – с упреком сказала Анечка.
– От разных двуногих зверей, – уточнил Сергей. – Они гораздо опаснее, чем четвероногие, да и зубы у них острее.
– Это пули, – догадалась девушка. – Да? Ты был на войне?
– Терпеть не могу об этом рассказывать. Давай я лучше тебе кофе сварю.
– Кто же ты такой, добрый волшебник Ветер?
Сергей не ответил, скрылся на кухне, зажег газ и зазвенел посудой. Анечка отбросила простыню, накинув на голое тело халат, прошла в ванную и пустила воду. В отражении водяной пленки ярким пятном трепетала лампа. Анечка улыбнулась, вспомнив вчерашние разговоры на крыше про теорию наблюдателя. Получается, если никто не видит какую-то вещь, то ее не существует. А что же выходит, если одну и ту же вещь можно увидеть, как лампу, и на потолке, и в отражении водной глади? Она что, становится вдвое реальней? Анечка глянула в зеркало. Или даже втрое, смотря сколько отражений. Забавно. Она вспомнила, что для получения голограммы нужны минимум два зеркала. Похоже, в теории Сергея действительно есть какой-то смысл.
Анечка сняла халат и опустила ноги в горячую воду. Та приятно согрела мышцы, развеяв остатки сна.
– Кофе готов! – позвал Сергей через пять минут.
– Иду! – отозвалась Анечка.
Порванное платье восстановлению не подлежало, и она снова накинула халат.
– Ты садись пей, а я наберу ванну. – Сергей протиснулся ей навстречу, чмокнув в плечо.
Анечка улыбнулась. Утро было самое обыденное, как будто они с Сергеем прожили так уже несколько лет. Но именно эта обыденность, теплая и уютная, и обрадовала ее. Все было иначе, чем с Вадиком. Видимо, это и есть любовь.
Кухня была заполнена утренним светом и ароматом кофе, часы на буфете показывали половину двенадцатого. Анечка распахнула форточку, и ворвавшийся ветер донес с улиц живой голос города, смешанный с щебетом птиц. Через окно было видно, как на город надвигаются тучи. Липы вдоль дороги пахли дождем.
«Мне уже давно не было так хорошо», – расслабленно подумала Анечка.
Но в этой мысли уже не чувствовалось той уверенности, какая была перед сном. Совершенно некстати вспомнился Деня, и теперь собственное счастье казалось постыдным, словно ворованным. Живо представилось, как агенты соседней ячейки, которых она видела на фотографии, стреляют в Дениса лептонными пулями.
«Ну уж нет. Не вернуться сейчас в ячейку будет предательством чистой воды».
Но и возвращение не сулило ничего хорошего. Солнечный свет вампиру все равно противопоказан, да и куда его девать? Не в эту же квартиру вести! И где брать кровь?
С другой стороны, если рассказать обо всем Сергею, он, может, что-нибудь и придумал бы.
«Вот только вряд ли он поймет причину моей привязанности к Денису. Может ведь и обидеться».
Анечка поняла, что любовь – очень странное чувство. С одной стороны, оно альтруистично, поскольку направлено на другого человека, а с другой – до предела эгоистично, так как превращает объект страсти в личную собственность. Анечка поймала себя на том, что не может полностью доверять Сергею хотя бы в силу кратковременности знакомства. Но главное было даже не в этом, а в том, что она не могла предсказать его реакцию на откровения об Институте.
Бабушка говорила, что в моменты душевных терзаний по левую руку от человека сидит черт, а по правую ангел. Сейчас Анечка была уверена в ее правоте, поскольку почти физически ощущала нашептывания в оба уха.
«Правда открывает только одни двери, – доносилось слева. – Это двери на улицу. В зиму и в холод. Ты уже знаешь об этом».
В то же время справа нашептывали:
«За ложь всегда приходится платить страшную цену. Вспомни, как ты лишилась дудочки, которую сделал для тебя дядя Миша».