– Ищите, ваша светлость, - усмехнулся граф, - но тут я вам не помощник. Выискивать грехи и срам предков - это Библия определяет как хамство. Мне не хотелось бы заслужить такое наименование.

– А не были ли они самоубийцами?
– в тоне герцогини было что-то странное, точно она смеялась и трепетала одновременно.

– Не знаю, но с чего бы? В те года, правда, диагнозы ставили во многом от фонаря, - задумчиво проговорил Корбин.
– Я читал в уцелевших от пожара летописях, что один из моих предков умер от "угасания", а ещё один, третий граф Блэкмор, найден "угоревшим". Поди, разбери, что это значит, ведь там же было сказано, что Блэкмор Холл никогда не знал пожара, горела только церковь и то - на памяти моего отца. Может, камин?
– пожал плечами граф.
– Только об одной моей родственнице точно сказано, что она погибла при падении с лошади. Все остальные - то угасают, то угорают, то затухают. Трудно что-то понять.

– Остаётся думать на злоумышленников? Но, согласитесь, "почерк" всё же нечеловеческий, милорд, да и нетронутые замки и отсутствие следов на полу оставляют этому предположению мало шансов на правдоподобие. Дьявольщина это, дорогой лорд Генри. Ведь ваши слуги говорят, что уже на следующий день после уборки в склепе всё было по-прежнему.

– Говорят, - пробурчал лорд Генри, - но я не верю в чудеса, дорогая. Отрицать, что во всем этом что-то дьявольское, я не могу, но сам я никогда с прародителем мирового зла не сталкивался. Однако всё же слышал, - в тоне его сиятельства проступила ирония, - что он совсем не глуп. Зачем же дьяволу шутить со старыми костями? Это же нелепость, ваша светлость.

Граф с герцогиней шли быстрее остальных, Фредерик Монтгомери остановился передохнуть, отставшие же четверо молодых людей, вяло переговариваясь, поравнялись с ним, и милорд пошёл дальше в их компании.

Чарльз Говард сильно сомневался, что в происходящем есть хоть что-то мистическое.

– Вздор это всё, - раздражённо бросил он, злясь главным образом на то, что ему стало дурно в склепе, и, боясь, что леди Хильда могла подумать о нём, как о слабом человеке, - вы сами слышали, есть два ключа, у садовника и лорда Генри.

– Господи, Говард, вы, что, намекаете, что гробы разбрасывает сам хозяин Блэкмор Холла?
– Перси Грэхем даже остановился в изумлении.

– Да, нет, с чего бы? Он странноват, но не настолько же, - усмехнулся Говард, - Сьюзен говорит, что он вообще-то умён и расчётлив, действует продуманно и никогда не делает глупостей. А какой расчёт в старых гробах? Я имею в виду, что от замка склепа есть только два ключа - это мы знаем с их слов. А что если у кого-то третий?

– Ну, это не исключено, - согласился Эдвард Марвилл, - но следов-то на полу нет. При этом меня, признаться, во всём этом занимает другое. Почему, скажите на милость, всё это так интересует герцогиню?
– сам он вспомнил слова герцогини Бервик, своей любовницы, о странных вкусах леди Хильды.

– У неё глаза горели в этом подвале, как у кошки, - поддержал его Хилтон, - а я редко встречал женщин, интересующихся старыми склепами. Даже прямо скажу - вообще никогда не встречал.

Монтгомери хмыкнул и все обратились к нему.

– Всё дело в деньгах, - высокомерно пояснил милорд Фредерик, - колоссальные деньги порождают колоссальную скуку. Ей нечего желать и не к чему стремиться. Возжелай она птичьего молока или паштета из соловьиных язычков - они тут же будут на столе. У её светлости тысячи платьев и шуб, сотни чистокровных лошадей и десятки замков и поместий. Такие всегда скучают, а те, кто пытаются бороться со скукой, то ударяются в коллекционирование редких змей, то собирают тропические гербарии, то увлекаются всякой чертовщиной. Леди Хильде, видимо, нравится всё, что выходит за пределы повседневности. Это просто помогает ей развеять скуку.

Старому герцогу никто не возразил, его слова явно произвели впечатление.

Грэхем подумал, что такая удивительная женщина и должна иметь удивительные склонности, Хилтону показалось, что старик, пожалуй, прав, а значит нужно всячески подогревать интерес герцогини к мистике и так сблизиться с нею, а вот Марвилл и Говард только вздохнули, подумав, что с удовольствием бы поскучали в огромных поместьях её светлости. Джеймс Гелприн ничего не сказал, он просто, опустив голову, разглядывал тропинку под ногами.

– А что вы думаете, милорд, по поводу склепа?
– вежливо поинтересовался Марвилл у Монтгомери, когда они уже подходили к замку, - это чьи-то нелепые шутки?

– Нет, - Монтгомери в раздумье покачал головой, снова помрачнев.
– Это совсем не шутки. Я не знаю, что это, но это не шутки.

Милорд не мистифицировал собеседников, а высказал затаённое. В усыпальнице Блэкморов его обременяли мысли тягостные и сумрачные, мертвящие разум и замораживавшие душу, но теперь он размышлял о брошенных на пол гробах спокойно и рассудительно. Ни хозяину замка, ни его слугам подобное не нужно. Но ещё меньше подобное нужно деревенским мальчишкам. Если бы речь шла о гробе отца Генри, лорда Джеймса, в деревне можно было найти сумасшедшую женщину или безумца, которые могли бы счесть себя оскорблёнными и попытаться за гробом свести какие-либо счёты с господином. Но речь шла о троих, давно ушедших, коих не помнил ни один из живых в окрестностях замка. Кому нужен лорд Джошуа, пятый граф Блэкмор, почивший без малого девяносто лет назад?

Тут компания добралась наконец до замка. Никто не чувствовал особой усталости, свежий ветер на вершине холма, по которому они возвращались, взбодрил их. Герцогиня оживлённо разговаривала с Генри Корбином, рассказывая ему про музей патологий герцога Беркли, где полно старинного медицинского оборудования и биологических экспонатов.

– Там огромная коллекция черепов и уникальные вещи, например, труп женщины, который превратился в мыло в земле, где она была похоронена, есть и сиамские близнецы с одной печенью и скелет двухголового ребёнка, но в этом нет ничего загадочного, ваш же склеп полон тайны!