– Вы привыкли угождать своим моделям, не так ли?
– в контральто девушки проступила язвительная насмешка.

– Нет, - Донован шестым чувством понял, что этой особе претит робость, и ответил с излишней резкостью, - я иногда наделяю свои модели выдуманными мною добродетелями или воображаемыми пороками, но льстить не люблю.

Элизабет Бреннан посмотрела ему в глаза, и он выдержал её пристальный взгляд.

– Мне вы польстили, - проговорила она тоном, не допускающим возражений, но неожиданно смягчила тон улыбкой, тонкой и доброжелательной, - однако, кажется, мне и вправду лучше убирать волосы со лба, да?

Донован кивнул. Мисс Элизабет была причёсана по последней моде: на лоб - удивительно высокий и чистый - опускались завитки кудряшек, длинные волосы были убраны назад и закреплены золотыми гребнями на затылке. Но причёска не шла ей, сугубо выделяя на лице линию носа. На одном из набросков Чарльз открыл лоб и распрямил волосы, убрав их на греческий манер, - и неправильные черты девушки приобрели вдруг царственную величавость.

Она выбрала именно этот набросок, но тут же спросила с некоторым сомнением:

– Как мне одеться завтра?
– в этом вопросе уже чувствовалось некоторое доверие, и Чарльз понял, что ему удалось разбить лёд замкнутости леди.

Он чуть развёл руками.

– Ведь у вас траур. Простое чёрное платье. Я буду ждать вас в десять утра.

Она спокойно кивнула.

– До завтра, мистер Донован.

Оставшись один, Донован быстро перенёс набросок на полотно и задумался. Жизнь некрасивой женщины - череда боли. Каждая красавица напоминает о твоей ущербности. Каждое зеркало издевается. Мужчины не замечают. Но мисс Бреннан умела владеть собой и, видимо, наделена немалым умом. При этом леди, подобных мисс Элизабет, и Донован знал это, сердить было опасно. Слишком легко боль ущербности перетекала в злость и ярость. О чём шла речь у них с братом? "Ты же не допустишь этого?" Что она имела в виду? Чего не должен допустить мистер Райан Бреннан?

Остаток дня Донован провёл в церковной мастерской, а утром снова был в комнате, где стоял его мольберт.

Девушка оказалась способной ученицей: она была причёсана иначе, лоб открыт, волосы удерживал тёмный, сливавшийся с волосами ободок, и мисс Элизабет с порога улыбнулась художнику.

– Брату очень понравилась моя новая причёска. Он сказал, что она не модна, но очень мне к лицу.

Донован понял, что она говорит о Райане, но осторожно спросил, сделав вид, что не понял:

– Ваш брат? Мистер Райан или мистер Патрик? Мне представили двоих.

– Райан, - ответила она, - мнение Патрика о женской внешности весьма тривиально, если вы заметили.

Донован чуть улыбнулся.

– Мнение о женской красоте у мужчин бывает трёх видов, мисс: мужским, человеческим да ещё, у мужчин, подобных мне, художественным. Первое, да, - кивнул он, - встречается чаще.

Он снова удостоился тонкой улыбки леди. Начав сеанс, он тихо сказал:

– В день, когда я приехал в Шеффилд по приглашению дяди, отпевали вашего брата. Примите мои соболезнования.

Леди вздохнула, тяжело и прерывисто. Голос её сел до хрипа.

– Проклятый год. Отец, Уильям, Мартин. Мне кажется, мы никогда не снимем траур.

Мисс Элизабет ничего больше не сказала, но Донован понял, что торопиться не нужно. И впрямь, леди, помолчав, продолжила:

– Мартин был излишне чувствителен. Мне всегда казалось, что он слишком хорош для этого мира.
– Губы её чуть дрогнули, и она добавила, - или мир слишком дурен для него. Уильям же... он был копией Патрика. И тоже воспринимал жизнь излишне драматично.

– А что значит "воспринимать жизнь излишне драматично"?
– настороженно спросил Донован, вкладывая в голос некоторую долю легкомыслия. Он не смотрел в глаза мисс Элизабет, но рисовал. Его вопрос, как он надеялся, выглядел неким праздным интересом.

– Не уметь меняться. Не желать думать. Не хотеть ничего понимать.

Мисс Бреннан сказала так много, что Донован умолк, рисовал и несколько минут не решался продолжить разговор. Потом заговорил:

– Ваш брат Патрик... тоже воспринимает жизнь излишне драматично?
– Донован постарался, чтобы в голосе не было особого интереса.

– Да, - в интонации Элизабет промелькнуло презрение, - но Патрик воспринимает жизнь ещё и по-дурацки.

Брови Донована чуть приподнялись.

– Но он не показался мне глупцом. Когда я буду писать его портрет, мне придётся обратить особое внимание на его глаза. Едва я увидел его, мне показалось...
– Донован умолк, словно не решаясь продолжить.

Он заинтересовал леди, и она поощрительно улыбнулась.

– Что вам показалось? Взгляд художника интересен. Равно интересен ... взгляд умного человека.