Шрифт:
– Но отказ от мщения унизит нас, государь, - не согласился Маталан.
– Как мы будем выглядеть в глазах крусов?
– И как смогу я уважать себя - это ты хочешь сказать? Если бы Амарх погиб в бою с воинами какого-либо царя или даже с галафрийскими разбойниками - я бы нашел и убил каждого из них. Но пытаться сражаться цивилизованно с ордой пастухов и охотников на другом конце континента - все равно что судить и приговорить к законному наказанию искусавший тебя рой пчел. Ты же знаешь, Маталан, вы все знаете, - Хален ткнул пальцем в разложенную на столе карту, - южане ничем не лучше наших дикарей. Это варвары без понятия о воинской чести. Я не желаю посылать своих солдат в бессмысленную драку.
– А если Джаваль пошлет своих?
– В таком случае с ними отправится наш отряд. Я прошу вас, господа, задержаться в Киаре дней на десять. Думаю, за это время что-то решится и в Шедизе, и в Рос-Теоре.
На этом заседание Совета было объявлено закрытым.
15.
События, происходящие на расстоянии почти тысячи тсанов, Евгению не интересовали, и она поспешила в Матакрус.
Прекрасная, широкая, практически прямая дорога соединяла две столицы, длина ее не превышала трехсот пятидесяти тсанов. Погода стояла чудесная, и Евгения велела не спешить, - в Рос-Теоре следовало появиться подобающим ее статусу образом. Только на третий день они достигли моста через Гетту, за которым уже видны были белые стены матакрусской столицы.
Евгении не приходилось бывать в этом городе, но она много раз видела его во сне и сейчас узнавала его благородные очертания.
Среди зеленых полей, где Гетта резко сворачивает на север, ниже того места, где светлые воды нескольких притоков сливаются с ее мутным потоком, стоит Рос-Теора - Золотой город, чьи купола издавна вселяли радость в сердца усталых путников. Это всегда был великий город. Окружающие его стены ослепительно белы и невозможно высоки, его многочисленные воины бесстрашны, и десять ворот его окованы сверкающей бронзой. В этот город мечтают попасть все купцы мира, поэты и мудрецы спешат на поклон его царю, и нет на свете города прекрасней!
С вершин холмов Рос-Теора кажется огромной и сияющей, покоряя воображение впервые увидевших ее и заставляя видевших прежде восторгаться вновь. Как не изумляться путнику, когда он попадает на речную пристань, где воды не видно из-за множества кораблей, лодок и плотов, или когда его взгляду открывается протянувшийся на много полетов стрелы базар, полный запахов сластей, благовоний, свежих фруктов, кож и рыбы, и конский рынок, где можно купить лошадей, привезенных со всех концов обитаемого мира! Но главное сокровище Рос-Теоры находится чуть дальше, и любой прохожий вызовется сам проводить чужеземца до площади, чтобы со снисходительной улыбкой наблюдать, как у того бессильно отвалится челюсть и распахнутся глаза. В солнечный день на золотые купола города нельзя смотреть, так они сверкают. Но еще ярче сияют купола и шпили Шурнапала - Белого дома, царского дворца. Белоснежные стены окружают его, множество башен выглядывают из-за них, и видны за ними разноцветные крыши волшебных домов.
Горожанин смотрит на Шурнапал с благоговейной гордостью, житель дальней земли спешит пасть ниц перед ним; и никто без разрешения за подписью главного царского распорядителя Бахтира не может попасть во дворец. Поэтому так притягательна его красота - она скрывает множество тайн и чудес.
Среди величаво-суровых, чопорно-напыщенных и строгих столичных дворцов - в Иль-Бэре, Киаре, Этаке - дворец Рос-Теоры яркостью своих красок и легкостью нравов завоевал славу наилучшего места для повес и поэтов, для ищущих истину мудрецов и для честолюбцев, жаждущих богатства и почестей. В мире, поклонявшемся царям-воинам, царям-убийцам, Шурнапал был сказкой, казался подобным драгоценному камню, упавшему меж черных булыжников. Сюда стремились и здесь находили покой лучшие поэты, ваятели, философы. Небо милостиво взирало на Рос-Теору. Еще пятьдесят лет назад Матакрус звался страной копий. Но царь Джаваль, повелев уничтожить сцены битв на стенах Большого зала, провозгласил: "Да будет Рос-Теора обителью красоты, ибо в красоте, а не в жестокости правда!" Его слова золотыми буквами внесли в летописи: "Дед мой служил в храме и построил их великое множество; отец мой снискал славу немеркнущую среди стран, держащих копья. Но довольно Рос-Теоре быть столицей смерти и злобы! Ибо там, где они разрушают, красота созидает. Здесь стояли статуи воинов - я поставлю статуи женщин, ибо женщина - прекраснейшее из творений неба и земли. Здесь украшали стены атаками и победами - я украшу их цветами и звездами. Здесь кричали трубы и били барабаны - я сочиню музыку мира и любви. Мы не вечны, и города наши когда-нибудь будут разрушены, но память о Рос-Теоре не умрет. Да будет она городом красоты!"
Небо и земля приветствовали его слова - не прошло и десяти лет, как слава Золотого города достигла пределов мира. Еще нигде в Матагальпе не было такого почтения к прекрасному. Золотые статуэтки из Матакруса стоили баснословных денег - не за металл, а за совершенство линий. На пирах царили женщины, не скрывавшие красоты своих тел; наряду с происхождением, богатством и доблестью в человеке ценились внешняя красота и образованность. И всем этим правил господин, которого даже злейший враг называл справедливейшим. Посреди им созданного рая он один, пожалуй, оставался скромен в желаниях, ибо видел, что от красоты недалеко до безвкусия, а от свободы - до развращенности.
Матакрус официально вел свою историю от царствования полулегендарного Золотого Змея, правителя северо-восточных земель Матагальпы и основателя города. За прошедшие с того времени четыре тысячелетия сменялись династии, Матакрус покорял соседние земли и сам попадал под власть Ианты и Шедиза. Царская династия Хиссанов была тридцать четвертой. Джаваль Хиссан, Джаваль справедливейший, правил вот уже скоро полвека. Процветала торговля. Острова и Ианта прислушивались к советам мудрого круса. Слава Рос-Теоры гремела на весь мир. Все в этом городе поражало: и искусно разбитые сады, и своеобразный архитектурный стиль. Чудесный архитектор и художник Сактар Оран жил в столице, обласканный царем. Он создавал резные воздушные дворцы, храмы с тонкими колоннами, с куполами, парящими над легкими арками. Такого не видали чопорные строители прошлого, связанные узами традиций. В Шурнапале, построенном сотни лет назад, новомодное изящество сочеталось с тяжеловесной стариной. Этот контраст был по-своему притягателен. Царь Джаваль, хотя и гордился своим хорошим вкусом, не соглашался с призывами старожилов дворца поддерживать стилевое однообразие, и тем оставалось лишь ворча наблюдать, как их древние приземистые дома обрастают башенками-иглами, арочными воротами, хрупкими пристройками, балкончиками и верандами... Они жаловались, что за каких-то двадцать лет дворец превратился в подобие садовой беседки, что в новых домах страшно жить из-за постоянного опасения, как бы не рухнул потолок, и что скоро не останется ни одного здания, которое своим видом могло бы напомнить о славной истории царского рода.
Евгения читала о чудесной архитектуре Рос-Теоры, слышала множество рассказов и видела ее во сне, но, въезжая в Иантийские врата столицы, она с трудом сдерживалась, чтобы не изумляться вслух подобно своим женщинам, что приникли к окнам кареты. Она бывала в Иль-Бэре - богатейшем городе мира, но даже он не был столь прекрасен! Здесь все сияло, сверкало и искрилось, так что больно было глазам, - дома, витые ограды, хитроумные фонтаны, деревья с золотыми и серебряными листьями, скульптуры, отлитые будто бы из чистого золота!