– Ты не знаешь?

– Чего не знаю?

– На тебя все смотрят.

– Я – новенькая.

– Но дело не в этом, Ариадна. – Хэйдан морщит густые брови, которые торчат из-под очков, и я недовольно вздыхаю. – У тебя семья…

– …очень странная, – заканчиваю за парнем, встряхнув плечами, – в чем проблема?

– В смысле?

– Что не так с моими родственниками? Я здесь пробыла всего сутки, но уже ощутила весь шквал южного гостеприимства. Или вы спятили , или я сошла с ума. Одно из двух.

– Удивительно, на самом деле, - поражается парень и откидывается на спинку стула, вид у него недоуменный, - как ты не можешь знать о том, о чем знают все вокруг?

– И о чем все знают?

– О том, что с семьей Монфор связываться опасно.

– Опасно? – Смеясь, выплевываю я и опускаю голову. Волосы тут же сваливаются с плеч и каскадом расплываются по поверхности стола. – Ну да, тяти Норин и Мэри-Линетт действительно ночные головорезы. Как ты узнал?

– Тебе смешно? – Спрашивает он, подперев ладонями подбородок, а я киваю. Мы так и буравим друг друга взглядами, пока Хэрри сам не усмехается. – Только подумать, город на ушах стоит, а ты смеешься.

– Ты тоже смеешься, - парирую я.

– Это нервное , а я, знаешь ли, часто нервничаю. У меня даже язва развилась , теперь я ем только невкусную еду. В смысле, полезную.

Я вновь смеюсь, оглядываюсь и внезапно примерзаю к месту. Руки застывают у рта, легкие сводит судорогой. Пытаюсь шевельнуться, но не могу. Смотрю на гигантские окна, которые, будто бы стены, огораживают кафетерий, и не дышу. За призрачной стеной дети. Среди них маленькая девчонка лет восьми или девяти с черными, угольными волосами. Я ощущаю слезы. Они застревают в глазах, словно щепки. Время замирает, есть эта девочка, ее искренняя улыбка, тонкие ручки и смешной сарафан. Лора любила такие вещи.

Я любила Лору.

Призрак моей сестры так и стоит перед глазами: смеющийся и живой. Вот она идет в желтом сарафане, держится за мою ладонь , хохочет. Просит прокатить ее на спине, купить шоколадное мороженое с миндальной стружкой. И я покупаю, потому что как бы сильно я не пыталась выглядеть взрослой , надменной сестрой, я обожаю этого маленького монстра, который изо всех сил сжимает мои пальцы. Вот же она. П рямо здесь. З а стеклом. В двух или трех шагах от меня. Я приподнимаюсь, судорожно замираю, а детей уже нет.

Лоры уже нет.

Сердце неистово громыхает в груди. Этот звук заполняет кафетерий, перебивает все, что смогло бы вернуть меня к реальности. Я гляжу на стеклянную стену, в окно , и мечтаю опять увидеть эту девочку, опять увидеть Лору.

– Эй, ты чего? Эй?

Резко оборачиваюсь. Хэрри больше не сидит напротив, а стоит рядом и теребит меня за плечо. Я растерянно хлопаю ресницами.

– Все в порядке, Ари? Ты, кажется, отключилась.

– Я…, я просто…, - оглядываюсь и неожиданно понимаю, что все в столовой смотрят на меня. Люди молчат. Вот почему не слышно звуков. Их нет. – Мне пора идти.

Я резко подрываюсь с места и закидываю в сумку упаковку с едой.

– С тобой пойти? – Взволнованно спрашивает Хэйдан. Он неуклюже поправляет свои очки, а я встряхиваю волосами. – Точно?

– Все нормально.

– Но, Ари…

– Еще увидимся.

Срываюсь с места. Несусь к выходу и непроизвольно замечаю взгляд Мэтта. Он, как и все , глядит на меня растерянно. Вот я и подтвердила опасения людей: я – чокнутая.

Я выбегаю из школы и решительно иду в неизвестном направлении. Руки до сих пор трясутся, и мне кажется, я действительно видела Лору, чего быть не может; мне кажется, я сошла с ума. Люди постоянно говорят о том, какая моя семья странная. Может, так и есть?

Я перебегаю дорогу, оглядываюсь и вижу черную крышу школы, которая становится лишь смазанным силуэтом через какое-то время, но даже сейчас я ощущаю презрительные и недоуменные взгляды толпы. Подростки глазели на меня. Глазели и молчали.

Встряхиваю волосами и залетаю, словно торнадо, в магазин. Достаю из кармана пять звенящих монет, хватаю с прилавка воду и подношусь к кассе, меня быстро обслуживают. Тут же, в помещении, открываю бутылку и начинаю пить, будто одержимая. Горло саднит и першит. Я чувствую себя слетевшей с катушек. Выкатываюсь из магазина и выдыхаю. Я должна взять себя в руки. Ничего ведь не произошло.

– Да. – Киваю и вновь отпиваю воду. – Все в порядке, все отлично.

Прячу бутылку в сумку и взъерошиваю волосы. Они отдают бронзой на солнце. Мне никогда не нравился рыжий цвет, а мама их любила. Говорила, у бабушки были такие же, она тоже люто их ненавидела. Все намеревалась перекрасить или подстричь. Но в итоге не решилась ни на одно, ни на другое.

На самом деле, о родных мне известно мало. Честер Монфор – мой дед – умер почти четырнадцать лет назад. Силест Монфор – три года назад.