Шрифт:
– Что тебе нужно? – Я устало гляжу на тетушку и повожу плечами. – Говори.
– Хватит, – хриплым голосом шепчет она и делает шаг ко мне навстречу, – прекрати. Ты лишь делаешь хуже, Ариадна. Ты причиняешь вред невинным …
– …кому? Людям?
– Ты не похожа на фон Страттен. Ты другая.
– И какая? Неспособная дать отпор? Бесхребетная? – Резко закрываю кран и, стиснув зубы, оборачиваюсь. – Я жутко устала, мне нужно отдохнуть.
– Ты добрая, Ари, – не отступает тетя Норин, даже когда я вырываюсь из ванны и без особого энтузиазма берусь выбрасывать вещи из портфеля, – ты хороший человек.
– Спасибо.
– Зачем ты это делаешь?
– Что делаю?
– Поговори со мной! – Тетя в два шага оказывается рядом и порывисто поворачивает меня к себе лицом. Я отворачиваюсь, а она хватается за мои плечи бледными руками. Мне кажется, что она до сих пор еще не пришла в форму после того вечера. Она прозрачная, на ней висит одежда, и все ее движения вялые и заторможенные. Однако сейчас Норин стоит передо мной полная решимости; возможно, ей все еще плохо, но взгляд у нее острее ножа. Я со скрипом стискиваю зубы, а она покачивает головой. – Скажи, хоть что-то.
– Мне нечего сказать, – шепчу я.
– Ты лжешь. Ты совсем на себя не похожа! Где ты была, Ари?
– Я искала Меган фон Страттен.
– Что ты натворила?
– Только то, что было нужно.
– Ты не убийца, – мотыляя головой, шепчет тетя, – ты не должна причинять вред и…
– Не должна? – Вспыхиваю я, припечатав Норин к полу пронизывающим взглядом. Я рывком сбрасываю с плеч ее руки и отпрыгиваю в сторону, сгорбившись, как будто после сильнейшего удара по груди. – Я помню, почему ты несколько дней не могла есть, помню, почему Мэтт в больнице, а Хэрри ночует в приемной. Я все помню. И я должна делать то, что делаю. Неважно, кому я причиняю вред. Я должна найти Меган фон Страттен.
– Спасая близких, не забывай о себе. Возможно, потом никто не сможет спасти тебя.
– Наплевать.
– Дорогая, тебе просто больно. Ты расстроена, я понимаю.
– Расстроена? – Я прохожусь ладонями по лицу и ухмыляюсь. – Нет. Внутри пусто. Я заполню пустоту, когда убью фон Страттен. – Глаза блестят от отчаяния и безысходности, а я равнодушно пожимаю плечами. – Это единственный выход.
Норин глядит на меня растерянно , сжимает в замок пальцы. Она собирается сказать что-то, но я бессильно взмахиваю рукой в воздухе, и дверь податливо открывается.
– Уходи. Не хочу, чтобы ты так на меня смотрела. Это делает хуже. – Отворачиваюсь и зажмуриваюсь, изо всех сил пытаясь заткнуть глотку равнодушием. – Уходи, Норин.
– Я не позволю тебе больше так страдать, милая, – шепчет тетушка за моей спиной, а я внезапно ощущаю , как колени подгибаются. Мне так хочется, чтобы кто-то обнял меня и сказал, что все закончилось, что все в порядке. Но этого не случится… – Отдыхай, дорогая. Ты всегда можешь прийти ко мне, если тебе плохо. – Нервно киваю, прикрываю ладонями лицо, а она уходит, закрыв за собой дверь и оставив меня наедине со своими демонами.
***
Когда мы понимаем, что мы изменились? Когда жизнь становится чужой? Мы хотим быть сильнее, жестче, опаснее. Но каждое из этих качеств приобретается в определенных условиях. Они не валятся с воздуха. Не возникают просто так. Чтобы стать решительным, крепким и рассудительным, нужно пройти через множество испытаний и нужно не только выигрывать, но и терпеть поражения, иначе не будет смысла. Раскаленный металл форму приобретает только после сильнейших ударов. И когда приобретает – уже не меняется, это навсегда. Обратного пути нет.
Так, действительно ли это хорошо, стать жестким? Расчетливым? Холодный человек становится черствым по причине многих обстоятельств, и потом уже не становится вновь теплым и доверчивым. Если ты опасный, значит, тебя успели сломать. Значит, тебе было в сотни раз больнее, чем всем, кто тебя окружает. И потому ты научился отличаться от них. Ты стал сильнее лишь оттого, что больше никому не доверяешь и ни в кого не веришь.
Я до сих пор не узнаю себя в зеркале. Каждую ночь, когда я пробираюсь в комнату и захожу в ванную, я смотрю на свое отражение, на свои пустые глаза, окровавленные руки и не понимаю, что это, кому оно принадлежит? Трачу минут пять на то, чтобы вымыть из-под ногтей запекшуюся кровь, отчистить ладони. Затем смываю остывший пот с тела. Я не стою под душем долго, чтобы не думать о содеянном, я выхожу и бреду в спальню. Перед сном я вспоминаю о том, что узнала, в уме складываю добытую информацию, даже рисую связующие, красные нити. Определяюсь с последующим шагом и только потом засыпаю.
Я превратилась в машину. Я заставила себя поверить в то, что Мэтт оклемается, если я найду Меган фон Страттен и сделаю с ней то, что она сделала с нами.
Я стала взрослее, я больше не вижу проблемы в том, что я привязалась к Нортонам, я не могла иначе, ведь я человек, мне нужна была поддержка, но я вижу проблему в том, что я не смогла их защитить. Став моими друзьями, Мэттью и Хэрри негласно согласились на опасную сделку, словно поставили росписи в договоре Дьявола рядом со мной. А, значит, я головой отвечаю за их безопасность. В больнице должна лежать я , а не Мэтт.