Шрифт:
– Не могу поверить, что это сделала твоя тетушка. – В очередной раз сообщает Хэрри и морщит вспотевший лоб. Вид у него оторопелый, пусть он и пытается обрабатывать мне раны с умным выражением на лице. – Как она могла, Ари? Раны очень глубокие.
– Это и не она была. – Отрешенно отвечаю я. – Не тетя Норин.
– Но ты сказала…
– Я помню, что сказала. Это были ее глаза, ее плечи, руки, и все же, это была не она.
– Нужно рассказать. – Серьезно говорит Мэтт. Он стоит в углу комнаты. Не вижу его глаз , но я почти уверена, что в них плавает решительность. – Слышишь?
– Слышу.
– Ты расскажешь?
Осматриваю небольшую спальню, стены, завешанные плакатами групп, стол, стул и черный комод. Встречаюсь взглядом с Мэттью и отвечаю:
– Нет. Не расскажу.
– Но почему, Ари?
Пожимаю плечами.
Хэйдан устало бросает окровавленную вату в тарелку с остывшей водой и на выдохе упирается ладонями о колени. Стягивает с лица очки. Вновь выдыхает.
– Она накинулась на тебя, как одержимая. Да? Я понимаю. Я видел уже ее такой.
– Она не могла быть одержимой. – Горячо восклицает Мэтт. – Это невозможно.
– Тогда что произошло по твоему мнению? – Хэйдан переводит пылающий взгляд на брата и резко передергивает плечами. Очки нелепо дрожат в его пальцах. – Мы не можем отрицать очевидное. Ари и я видели одно и то же; Норин Монфор – определенно больна, я думаю, или это не болезнь, а нечто иное, от чего ты так явно открещиваешься. Н ет больше смысла сопротивляться, Мэтт. Теперь это не мои галлюцинации.
– А что это теперь?
Парни глядят друг на друга, и Хэйдан неожиданно усмехается.
– Это правда.
– Чушь ! Бесы? Вы шутите. – Мэтт нервно потирает переносицу и улыбается. – О чем вы говорите? Что бы ни произошло в подвале, этому есть рациональное объяснение.
– И какое? – Устало гляжу на парня и горблю спину. Внутри пусто, холодно. Мне не страшно. Мне больно, и эта боль особенная, тягучая. Она тянется вдоль моего тела, моего позвоночника колючей, тонкой нитью. Я смотрю на Мэттью, а он подходит ближе, словно чувствует, что я вот-вот взорвусь. – Все в этом городке только и делают, что шепчутся за моей спиной. – Шепчу я, срывающимся голосом. В глазах покалывает, но я продолжаю. – И теперь я знаю, что они правы. Слухи, предубеждение. Все это реально.
– Твоя тетушка больна, Ари! – Горячо восклицает Мэтт, схватив меня за ладони. – Ей нужна помощь врача, а не священника.
– Откуда ты знаешь? Тебя там не было.
– Это ведь очевидно.
– Очевидно , что ты отрицаешь очевидное. – Язвит Хэрри и вновь надевает очки. У него трясутся руки, но он с силой прижимает их к коленям. – Ты можешь не верить людям и слухам, но поверь нам. Зачем Ари врать?
– Люди иногда видят то, чего нет. – Не унимается парень. – Они иногда…
– Я – не сумасшедшая. – Твердым голосом отрезаю я и пристально смотрю на Мэтта. – Я знаю, что видела. И я видела тетю Норин, которая рычала и царапала ногтями стены; я это видела, Мэтт. Кровь на ее подбородке, черные вены на лице. Слышала звуки, которые она издавала. Шипение. Рычание… Это не ложь. Это правда. Вот она. Я говорю правду.
Мэтт выпрямляется и потирает широкими ладонями лицо. Сквозь его пальцы вдруг прорывается тяжелый выдох, и, закатив глаза, парень отрезает:
– Позвоню Джил. – Я уже собираюсь вскочить с кровати, но он продолжает. – Скажу, что сегодня не получится встретиться. Поужинаем с ней в следующий раз.
Мэтт медленно выходит из комнаты, а я опускаю взгляд на свои исцарапанные руки и зажмуриваюсь. Конец спокойной жизни. Она продлилась целых несколько дней. Теперь я даже не буду жертвой слухов и предубеждений. Теперь я действительно в заднице.
– Ты как?
Смотрю на Хэрри и измотано дергаю уголками губ.
– Отлично.
– Ари, это невероятно. Ты ведь понимаешь, что это…
– …невероятно. – Повторяю за парнем и поднимаюсь с кровати. Хэйдан выглядит в сто раз лучше меня. Я бы даже сказала, что он счастлив. Его опасения подтвердились. Что может быть чудесней? Теперь мы точно знаем, что он не сумасшедший. Теперь мы точно знаем, что с ума сошли не мы, а мир. Но разве это весело? Разве это интересно? Хэйдан не может унять возбуждение, искрящееся в его глазах, словно он раскрыл великую тайну , а я не могу унять дрожь в коленях, будто нацепила на свои ноги тяжеленный гири.
Осматриваю спальню и сплетаю на груди зудящие руки. Хэйдан обмотал их бинтом. Я выгляжу так, словно меня прокрутили на мясорубке, а потом решили сшить и склеить, и все бы ничего, но даже на лице есть порезы. Порезы от ее ногтей. От ногтей тети Норин.
Черт возьми! Стискиваю зубы и рычу. Как это возможно? Что с ней? Она ведь…, она не сумасшедшая. Она правильная, гордая женщина с ровной осанкой, поставленной речью и умным взглядом. Она – пример, идеал. Немного замкнутая , но внутри, в глубине добрая. Она – не то страшное животное, не тот монстр, что пытался меня убить. Она – другая.