– Мы не знаем, – сердито пояснил я, – что это вообще за такое!.. Может, в небе вообще гигантская медуза вот так повиснет и начнет всех хватать щупальцами… Людей нужно подобрать абсолютно готовых победить или умереть. Отступать нельзя – все равно смерть.

Норберт заметил ровным голосом:

– Такие отряды нужно создать не только здесь.

– Разумеется, – отрезал я. – Из всех королевств уже идут к месту сбора лучшие из лучших. Нужно только перехватывать и указывать, где именно собираемся.

Альбрехт помолчал, лицо его побледнело. Я посмотрел на Норберта, тот как обычно суров и мрачен, но теперь еще и бледный, как смерть.

– Что, страшновато?

Альбрехт проговорил бледным голосом:

– Если учесть, что это будет битва с самим Господом… то да, войско потребуется еще то. И не только войско потребуется.

– Не с самим Господом, – огрызнулся я, – а с тем, что Он послал на землю! Если, конечно, послал Он, а не.

– А точно не Он?

– Да какая разница?

Он вздохнул.

– Немалая. В общем, с Орденом Марешаля ссориться нельзя.

– Нельзя, – признал я нехотя. – Рыцари Ордена пойдут хоть на дьявола, хоть на Господа Бога, если будут чувствовать себя правыми. И ни один не отступит… Кстати, ящики с моими сокровищами перетащили?

Норберт кивнул.

– Да, сейчас под охраной.

– Несите сюда, – распорядился я. – Теперь я сам буду охранять… до поры до времени.

Альбрехт спросил заинтересованно:

– До какой поры?

– До Маркуса, – ответил я. – Я себе оставлю только меч, а вы разберете все остальное. Вдруг что-то да сработает лучше других. В общем, перетаскайте сюда… можно не лично, но под надзором, а там вскроете ящики и развесите вот на этой стене в художественном беспорядке.

Норберт сказал недовольно:

– А можно, в порядке? А то беспорядок не очень люблю. И всякие там художества.

– А я вовсе не выношу, – признался Альбрехт.

Я махнул рукой.

– Ладно, вешайте как хотите. Нет у вас художественного чутья и чувства прекрасного.

– Абсолютно, – подтвердил Альбрехт с готовностью.

Они молча и довольно быстро отодрали крышки с ящиков, я не особо и приколачивал, укрывая только от посторонних взглядов. Норберт взглянул, но смолчал, Альбрехт сказал невольно:

– Красота какая… Особенно когда вот так в куче.

– Да где там красота, – спросил я с досадой. – Голая функциональность. Все орудия убийства, ничего для поэзии.

Он покачал головой.

– Нет, все же красота… хотя, конечно, мрачноватая. И зловещая. А какими должны быть мечи?.. Сэр Норберт?

Тот вздохнул.

– Ну да, конечно. Мечи и должны выглядеть страшновато. Самый лучший меч тот, который достаточно показать противнику, и самый отважный воткнет свой в землю.

Я быстро зыркнул в его сторону. Похоже, старый воин уже готов заканчивать эпопею воинских подвигов и переходить к мирной жизни. Это хорошо, такие люди воюют очень рационально, берегут своих людей, безрассудную отвагу сами не выказывают и других от нее удерживают.

Ларцы и шкатулки я перенес сам, к таким работам не стоит привлекать простых воинов, а Норберт с Альбрехтом с явным удовольствием развесили мечи, топоры, кинжалы, а затем и щиты на оставшиеся места.

– Знаете, граф, – сказал я, – уж я-то знаю, почему вы увильнули от тяжелой работы канцлера не только Сакранта, но даже Великой Улагорнии…

Он сказал с живейшей заинтересованностью:

– Ну-ну?

– Увидели кусок пожирнее, – сказал я со злорадством.

– И где же?

Я топнул ногой.

– Здесь. Вот в этом самом месте. Но вы ошиблись, граф!.. В Сен-Мари работы намного и даже весьма. Хотя бы в том, что все придется с нуля, а не как вы надеялись.

Он вскинул брови.

– С нуля? Это не так уж и мало. Я вообще-то знал одного, у него ничего не было, а еще и должен… Вот то да, а нуль – это уже хорошо. Значит, закладываем основы здания Содружества Свободных и Демократических… может быть, отбросим хотя бы это последнее слово?

– Можно, – согласился я. – Слишком длинное.