В лесу прохладно, дубы только на опушке, дальше пошел березняк, клены, затем вообще разнолесье, арбогастр идет ровным галопом, с каждым скачком приближаясь к империи Зла, откуда в наши земли идут одна за другой армии захватчиков…

Лучших воинов ведет жажда чести и славы, возможность отличиться в боях и показать себя непревзойденными героями, многих подталкивает надежда пограбить, иные рассчитывают поправить расстроенное состояние, немалая часть рыцарства Севера, одураченная лживой пропагандой, идет в поход с жаждой уничтожить Мир Зла и разврата, раскинувшийся на Юге. И хорошие люди, и дурные — по разным причинам, но с равным пылом — жаждут войны.

И, самое отвратительное, мы идем уничтожать Мир Зла и боремся против Тьмы, и они тоже идут уничтожать мир Зла и намереваются уничтожить Тьму.

А религиозные войны — самые жестокие, кровавые и продолжительные…

Бобик насторожился, длинными скачками метнулся вперед и пропал за деревьями.

Через минуту и мы выломились через кусты, арбогастр в удивлении остановился раньше, чем я натянул повод.

Светловолосая девушка с длинным охотничьим луком в руках, большая собака, в ужасе перед Бобиком прижавшаяся к ее ногам, и подвешенный к поясу охотницы заяц со следами крови на шее.

Бобик чинно сидит на заднице и рассматривает их с интересом, как забавные игрушки, которые могут дать ему играть, а могут и не дать.

Девушка, трепещущая перед Адским Псом, перевела взгляд на меня, вздрогнула и подняла лук в боевую позицию.

— Ты кто?

— Друг, — ответил я дружелюбно.

— Ты воин, — возразила она.

— А воин не может быть другом? — поинтересовался я. — Понятно, вы здесь натерпелись от воинов…

Я соскочил на землю, нужно чуть размять ноги.

Девушка вздрогнула, прицелилась в меня из лука.

— Не подходи! — вскрикнула она жалобно.

Я улыбнулся как можно дружелюбнее.

— Да брось, я не враг.

— Все равно не подходи, — велела она как можно строже, но получилось плохо. — Иначе выстрелю!

Я сказал так же легко:

— Если хочешь, выстрели. Но это не самое страшное.

Она отступила на шаг, но я продолжал подходить к ней. Она вскрикнула совсем плачущим голоском:

— Не подходи! Моя стрела проткнет тебя насквозь!

— Перестань, — сказал я мирно, — не дури…

Лук у нее простой, хоть и в хорошем состоянии, магию я бы в нем зачуял, умею, когда сосредотачиваюсь.

Видимо, я сделал слишком резкое движение в ее сторону, она вскрикнула и отпустила тетиву. Я чуть отклонился и ухватил стрелу на лету.

Она в страхе расширила глаза, а когда опомнилась и поспешно выхватила из колчана другую, я уже был рядом и уверенно взял из ее ослабевшей руки древко лука.

— Я не враг, — сказал я ласково.

Она прошептала в смятении:

— Что ты хочешь?.. Будешь меня насиловать?

— Я бы не прочь, — признался я, — есть во мне эта гаденькая черта, вот взял бы и оттянулся во всю ширь всей фрейдовской натуры… но я вот что-то за всю жизнь так и ни разу… гм…

Она в ужасе отшатнулась.

— Хочешь сейчас?

— Хочу, — признался я. — Еще как!.. Но не буду.

Она чуть перевела дух, но, все еще напряженная так, что вся дрожит, как осинка на ветру, спросила с недоверием:

— Правда?

— Клянусь твоими персями, — сказал я. — Понимаешь, поддаться животным желаниям — это так сладко, что просто не знаю, целая минута счастья, но потом, увы, неделя стыда! Вот такое я совестливое животное, сам себе удивляюсь. А смирить в себе скота — потом ту же неделю, а то и месяц хожу гордый, будто льва задавил голыми руками. Хотя кто знает, кто там у всех нас внутри.

Она робко улыбнулась.

— Значит…

— Значит, — сказал я, — не трусь, мышка. Я вот смотрю на тебя и понимаю: буду два месяца ходить гордым!

— А сейчас?

Я с удовольствием посмотрел на ее милое лицо.

— Говорю же, с удовольствием бы, но я знаю, как это получить и без насилия над свободной и демократической личностью в духе базовых либеральных ценностей. Ну, ты поняла?.. А я нет. Но это неважно. Ты тоже выстрелила так, чтобы меня ранить в плечо, а могла бы целить в сердце, из-за этого я едва поймал твою стрелу!

Она сказала жалобно:

— Кто ты? Я слышала об умельцах, что ловят стрелы, но чтоб вот так встретить…