Настроение за столом царило довольно приподнятое. Пурга утихла, и сквозь покрытые морозным узором стекла на пол и стены падали причудливо преломленные солнечные лучи. Было тепло, ничего не напоминало вчерашнего свинства.

— Не забивай себе голову, Александр, — покровительственно утешил его профессор. — Давным-давно доказано, в наших кругах, разумеется, — он обвел вилкой с нацепленным куском селедки сидевших напротив коллег, — что физическое тело, каким бы образом оно ни было приобретено, никоим образом не влияет на твою подлинную сущность. Ты сколько за свою жизнь костюмов сменил?

— Да кто ж их считал? По три раза в день, бывало, переодевался, — ответил Шульгин, уже поняв, что имеет в виду Удолин.

Но тот, начав развивать мысль, никогда не останавливался на полдороге. Да и не так уж он был бодр и невозмутим, как пытался казаться.

— Наше внешнее тело смело уподоблю тому же костюму. Меняя его, ты никоим образом не отказываешься от своей сущности, зато необходимо получаешь удовольствие, даже надевая такое же точно, как в случае с военной, к примеру, формой. Если костюм нового покроя, из красивого материала, он может изменить тебя до неузнаваемости с точки зрения окружающих, что иногда приятно, иногда полезно, подчас — просто необходимо. Так?

Новиков молча жевал яичницу с жареной колбасой, не желая своим ответом подвигнуть Константина к дальнейшим рассуждениям. Игорь, похоже, задумался, оценивая качество силлогизма. Шульгин перевел взгляд на магов, под шумок разливающих на своем краю стола вторую бутылку.

— Да-да, именно, — тут же отреагировал Удолин. — Вот мсье Дю Руа, — указал он на француза, — гильотинирован, было дело, в разгар якобинского террора. Год почти скитался как неприкаянный, по причине незаконченности образования, пока не нашел того, кто помог ему заново воплотиться. И с тех пор живет вполне благополучно. С ребом Товом случилось нечто более неприятное. Его однажды сожгли. А при сожжении заживо, должен отметить, тонкое тело повреждается гораздо сильнее, чем при гильотинировании, расстреле, даже повешении. Кстати, повешение, обставленное рядом дополнительных процедур, — тоже очень, скажу я вам, вредно…

— Хватит, а?! — не выдержал Новиков, едва не швырнув на стол вилку. — Это вы там у себя на семинарах обсуждайте. Живой — ну и будет с тебя! Дай поесть-попить спокойно. Потом поговорим. Давай, Саш, про баб, что ли…

…Когда Удолину стало известно о наличии на новозеландской базе добровольно прибывшего для переговоров Шатт-Урха и оказавшегося в результате своеобразным «политическим беженцем», он оживился до чрезвычайности.

— Я должен с ним увидеться. Немедленно. Он наверняка не из самых высших, но судя по всему — полноценный «мыслящий». Если мы за него возьмемся вшестером…

— Да беритесь, — ответил Шульгин. — Мне куда интереснее — осталось что-нибудь там, где мы с тобой вчера побывали, или действительно — в пыль?

— Об этом вашего парламентера и поспрашиваем. Мы ведь до сих пор не выяснили — в каком году мы с тобой побывали. Если в восемьсот девяносто девятом — одно. А если, с учетом базовой ориентации вашего форта, — в девятьсот восемьдесят четвертом? Тут крайне интересный пасьянс получается. Линии из любого года любой реальности так или иначе сходятся на одном и том же месте плюс-минус несколько месяцев…

— Только плюс, — возразил Новиков. — До момента постройки терема никто сюда не попадал. И самый главный показатель — наши собаки. Они по-прежнему молодые. С голоду не подохли. Нас помнят. Значит, крутимся в пределах одного года. Из этого и исходи, мыслитель…

— Вот-вот, — посетовал Константин. — Я, к вашему сведению, об этом давно задумываюсь. Вчера, когда летел, хотел посмотреть, осталась ли на скале Ларисина пометка. И в каком она состоянии, в смысле воздействия времени и природных факторов…

— Да, если наскоро — какой-никакой, а ориентир. Ну, значит, теперь другими способами атрибуции попробуем воспользоваться. А в Новую Зеландию как — своим ходом доберетесь или Олега просить, чтобы дверцу приоткрыл?

— Если можно — лучше бы с его помощью. Нам силы тратить и рисковать потеряться по дороге — не лучший вариант. Зачем продираться сквозь джунгли, если можно их перелететь на самолете?

В словах Удолина Андрею послышалось некоторое противоречие. Раньше он говорил нечто совсем противоположное, насчет способов межпространственных и межвременных перемещений.

— Тогда вам придется чуток подождать. Мы сначала к Дайяне вернемся, с Левашовым свяжемся, а уж тогда… Но чтобы еще мусорить в форте — ни-ни! Вчерашней вздрючкой не отделаетесь. Развоплощу всех, к чертовой матери.

Возвратившись в лагерь Дайяны, они первым делом вышли на связь с Левашовым. Подробно рассказали, что узнали от Удолина по поводу его экспериментов с дуггуром, о том, что в очередной раз случилось при попытке вернуться в Южную Африку. Чтобы Олег сам был в курсе и правильно ориентировал Скуратова, когда дойдет до непосредственного общения с профессором и его бандой. А то Константин такой лапши, по своей неистребимой привычке, сможет наивным людям навешать, что последствия окажутся непредсказуемыми. Как водится.