— Мой сын! — внезапно патетически возопила Криста, да так громко, что от неожиданности я вздрогнула всем телом. Она быстро вскочила на ноги. — Мой сын! Его не было в доме! А вдруг его тоже похитили, пока вы тут всякими заклятиями баловались?!

Криста озвучила мой страх. Мне самой стало не по себе от мысли, что Дариан куда-то запропастился. Но, с другой стороны, он вполне мог отправиться по делам, здраво рассудив, что не стоит мешать нам с Норбергом, раз уж я все равно не могу выносить его присутствия.

«Ага, ты сама-то в это веришь? — насмешливо фыркнул внутренний голос. — Чтобы Дариан да остался в стороне, когда речь идет о твоей жизни? Нет, Алекса, он, конечно, обиделся на тебя, но все равно переживает. Наверняка решил начать собственное расследование».

Я окончательно пригорюнилась. Ох не нравилось мне все это.

— Я не думаю, что вашему сыну грозит какая-нибудь опасность, — проговорил Норберг и опять плотоядно уставился на грудь Кристы, благо платье туго обтянуло ее. — И потом…

Договорить он не успел, так как многострадальная дверь, ведущая из моей мастерской в холодную прихожую, в очередной раз отлетела в сторону, едва не соскочив при этом с петель. Очередной порыв ветра вновь разметал по всей комнате бумаги, которые я ранее аккуратно собрала с пола и положила на краешек стола. Но мне было наплевать на это, потому что на пороге предстал чрезвычайно взволнованный Гисберт.

Бедняга-дворецкий, по всей видимости, преодолел расстояние между мастерской и домом бегом, не удосужившись при этом накинуть одежду. На седых растрепанных волосах несчастного таял снег, в глазах метался заполошный ужас.

— Там, — сипло прошептал он. — Виера Алекса, там хозяин…

И столько было отчаяния в его голосе, что меня продрала ледяная дрожь. О небо, что случилось с Дарианом?

Не дожидаясь, пока Гисберт выдавит из себя хоть что-нибудь более-менее связное и объяснит, что все-таки случилось, я бросилась бежать. Прямо так, как была: в платье и туфлях, плюнув на бушующую метель и наметенные на дорожке к дому сугробы. И только одна мысль билась в этот момент в моей голове: лишь бы успеть!

В гостиной было светло и тепло. Под потолком металось сразу с десяток магических искорок, жарко растопленный камин яростно плевался оранжевыми языками.

А на ковре перед ним сидел пьяный веселый Дариан и обнимал какую-то девицу.

Нет, вы представляете? Обнимал. Девицу. На моих глазах! А девица, кстати, была ярко-рыжей и наверняка очень бесстыжей, если судить по тому, насколько нескромное декольте оказалось у ее наряда. Если это вообще можно назвать декольте. Всю грудь на всеобщее обозрение вывалила — и даже не постыдилась.

Я со свистом втянула через плотно сжатые зубы воздух и стиснула кулаки. Больше всего на свете хотелось подскочить к этой нахалке и силой оттащить ее от моего супруга. А потом бы я ей так наваляла! Она бы у меня не рыжей, она бы у меня лысой стала!

И я перевела разъяренный взгляд на Дариана, надеясь, что он опомнится и строго осадит эту бесстыдницу.

Но, увы, моим мечтаниям не суждено было сбыться. В этот момент Дариан икнул, сделал несколько глотков прямо из горлышка бутылки с вином, которую держал в руке, и со смачным звонким звуком запечатлел поцелуй на полуобнаженном плече своей спутницы.

У меня в глазах побелело от бешенства, и я негромко замычала от душившей меня ярости.

Теперь ясно, почему Гисберт в таком виде ворвался в мастерскую. Пожилой дворецкий был воспитан в строгих традициях. Для него появление в доме пьяного Дариана в обнимку с какой-то вульгарной девицей, выглядевшей так, будто ее подобрали в портовом борделе, оказалось чем-то вроде шока. И он поторопился сообщить об этом безобразии настоящей хозяйке дома.

Я немедленно преисполнилась к дворецкому самыми теплыми чувствами. Пожалуй, стоит поднять ему жалованье. Естественно, когда все неприятности завершатся.

«Если завершатся».

Но я предпочла не заметить этот вкрадчивый опасливый шепоток. Сейчас меня занимало совсем другое. Мой муж обнимал какую-то…

Мысленный голос тут же дал емкое определение этой девице, но я предпочла пока не озвучивать его. Где-то очень глубоко в душе все-таки теплилась надежда, что все это — дикое досадное недоразумение.

— Ох, наконец-то догнал! — раздалось в этот момент позади меня восклицание запыхавшегося Норберга. — Алекса, ну и шустры вы…

Впрочем, менталист тут же замолчал, тоже увидев поразившую меня картину.

— Сейчас ей глаза выцарапаю, — бесцветным от гнева голосом заявила я, благо что парочка была настолько увлечена поглощением вина и любованием всполохами в камине, что ни на что иное не обращала внимания. — А ему кое-что оторву. Так сказать, причиню тяжкие и необратимые телесные повреждения.