Эмма нащупала деньги на столике рядом с дверью.

– Я не знаю. Ты же вампир. Я думала, что вы получше проводите свою жизнь. Или не жизнь. Или как там...

Вампир обиженно посмотрел на неё.

– Знаешь, как трудно найти работу, когда твои документы говорят, что тебе сто пятьдесят лет, и ты можешь выходить только ночью?

– Нет, - согласилась Эмма, забирая коробки, - Я этого как-то не учла.

– Нефилимы никогда не учитывают.

Когда он засовывал пятьдесят баксов в джинсы, Эмма заметила, что на нём серая футболка с ОС поперёк.

– Офигеть Сколько информации ?
– попыталась она расшифровать.

Он просветлел.

– Орудия Смерти. Это группа из Бруклина. Ты слышала о них?

Эмма слышала. Лучший друг и парабатай Клэри - Саймон. Он играл в этой группе, когда был примитивным.

Именно так они получили имя самого священного предмета в Сумеречном мире. Сейчас Саймон стал Сумеречным охотником. Она думала о том, что он чувствовал, когда видел, как группа играет без него. Как всё идёт без него.

Она поднималась обратно по лестнице, размышляя о Клэри о других обитателях Нью-Йоркского Института. Клэри узнала, что она является Сумеречным охотником, в 15 лет. Это было в то время, когда она еще думала, что жила жизнью примитивных. Она говорила об этом ранее, в присутствии Эммы, - о пути, который ты не избираешь сам, а который тебе дается. Многое из ее предыдущей жизни она привнесла с собой в Сумеречный мир, в том числе и ее лучшего друга – Саймона. Но она могла сделать другой выбор – продолжать свою жизнь в качестве примитивной.

В один прекрасный момент, Эмма захотела поговорить с Клэри о том, что же это могло означать. Саймон являлся лучшим другом Клэри на протяжении всей ее жизни, как и Джулс для Эммы. Затем они стали друг для друга парабатаями, а Саймон стал Сумеречным охотником. Но что изменилось? Это был тот самый вопрос, которым задавалась Эмма. Что ты должен ощущать, переходя от статуса лучших друзей к парабатаям, никогда не зная, что вам предстоит это?

И почему она сама себе не может ответить на этот вопрос?

Вернувшись в компьютерную комнату, она застала неподалеку от стола Малкольма, который осматривал комнату своими лиловыми глазами.

– Посмотри, это вообще не похоже на защитный круг. – Сказал он, затем замолчал, увидев вошедшую Эмму. – Да это же пицца!

– Этот круг не может быть пиццей. – Сказал Тай, рассеянно уставившись на экран компьютера. Своими длинными пальцами он распутывал ершики для чистки курительных трубок. Когда он заканчивал это делать, то спутывал их обратно и начинал все снова.

– Хорошо, достаточно. – Сказал Джулс.
– Возьмем небольшой перерыв, отвлечемся от убийств и подготовимся к обеду. – Он забрал коробки у Эммы, одарив ее благодарным взглядом, и поставил их на журнальный столик. – Меня не волнует, о чем вы все сейчас хотите поговорить, главное чтобы это не включало убийства и кровь. Совершенно никакой крови.

– Но это же вампирская пицца. – Заметила Ливви.

– Нематериальная. – Ответил Джулиан. – На диван всем. Быстро!

– Можем ли мы посмотреть фильм?
– Спросил Малкольм, прозвучал также звонко, как обычно Тавви.

– Мы можем посмотреть фильм. – Сказал Джулиан. – А теперь, Малкольм, меня не волнует, что ты Верховный маг Лос-Анджелеса, поэтому сядь смирно и не рыпайся.

Вампирская пицца была на удивление хороша, поэтому Эмма даже не стала заморачиваться о том, что содержал в своем составе соус: мышиные головы, тушеные части тела, да что угодно, - пицца была потрясающей. Она имела хрустящую корочку и достаточное количество свежей моцареллы. Слизывая сыр со своих пальцев, она недовольно косилась на Джулса, который демонстрировал прекрасные манеры за столом.

Но фильм заставил их поразмыслить. Оказалось, что владелец книжного магазина и был влюблен в известную женщину, и только Эмма смогла сделать верное предположение, в отличие от остальных. Кристина смотрела весь фильм с большим недоумением в глазах, Тай оставил свои наушники в покое и прикрыл глаза, Дрю и Ливви сидели по обе стороны от Малкольма, успокаивая его в те моменты, когда он плакал.

– Любовь прекрасна. – Сказал Малкольм, смотря на человека с экрана, бегущего сквозь поток машин.

– Это не любовь. – Сказал Джулиан, откинувшись на спинку дивана. Свет с экрана мерцал на его коже, делая ее совсем неузнаваемой, покрывая ее веснушками от темных до гладких и бледных мест, освещая тени под скулами и впадинкой на горле. – Это всего лишь кино.

– Я вернулся в Лос-Анджелес, чтобы вернуть свою любовь. – Сказал Малкольм, в его глазах виднелась скорбь. – Все самые великие фильмы всегда о любви. Любовь теряется, потом снова находится. Разрушается и восстанавливается. Покупается, затем продается. Умирает и вновь рождается. Мне нравятся фильмы, но, кажется, мы стали забывать, о чем они должны быть на самом деле. Взрывы, спецэффекты – это не то, что я на самом деле увидел в этом фильме. А увидел я сигаретный дым, исходящий из подкуренной сигареты, который небесным огнем освещал очертания женщин, предавая им облик ангелов. – Малкольм вздохнул. – Я пришел сюда, чтобы возродить истинную любовь.