– И здоровее видали - ответил мне один из них и не добро взглянув на образовавшуюся, от моих сапог лужу, спросил: - Чего надо?

– Уехать из города хочу. Пришёл узнать, когда билеты продавать начнёте - ответил я ему, переминаясь с ноги на ногу.

– Слышь Некодим, уехать ему надо. За билетами пришёл. А ты её пойди и спроси, когда она вскроется - кивнув в окно, сказал старик, скорчив при этом кривую гримасу.

– Отцы. Нормально скажите, когда по реке корабли ходить начнут. Два часа пешкодралом к вам добирался. Поимейте совесть - попросил я, умудрённых жизнью людей.

Мужики, не сговариваясь, ещё раз посмотрели на мои сапоги, на лужу, ставшую ещё больше, а затем один из них, молчавший всё это время, сказал:

– Через две недели приходи, раньше здесь делать нечего.

Возвращаться обратно пешком у меня не было ни желания ни возможности, ещё один такой переход и сапоги не выдержат. Вышел на дорогу, поглядел в обе её стороны и не обнаружив транспортных средств, вообще никаких, медленно, перескакивая с одной снежной кочки на другую потопал в сторону дома, надеясь всё же кого нибудь, из самых отчаянных ездоков, поймать.

Бригаду встречал сидя на кровати. Сапоги мои стояли у печки, пытаясь окончательно не загнуться, от такого отношения к ним безалаберного хозяина, пальто, правый рукав которого был застиран, висело на спинке стула и даже мои супермодные штаны и те, лёжа на табуретке, приходили в себя после падения в мокрый, грязный снег.

– Ты чего это под одеялом сидишь, заболел?
– спросил меня один из членов трудового коллектива.

– Вымок, как собака - ответил я ему.

– Не надо было с работы уходить, не пришлось бы болтаться, где попало - взглянув в мою сторону, сказал бригадир.

– Ты где был? На счёт отъезда узнавал?
– следом за ним спросил Земнов, присев на край моей скрипучей кровати.

– Ну да. В порт, через весь город, пешком ходил. Извозчиков днём с огнём не сыщешь, вот и пришлось. А чего, свободного времени у меня достаточно, прогулялся. Ты то как, не надумал?

– Не знаю. Сомневаюсь я пока. Боязно ехать в чужую страну. Ты бы мне про неё рассказал, чего, может и решусь.

– Можно. Но только после ужина, я сегодня без обеда остался, жрать хочу сил нет.

Деньги вложенный мной в общий котёл только завтра кончатся, так что сегодня я имею полное право сидеть вместе со всеми, за одним столом, даже несмотря на то, что покинул эту дружную бригаду.

– Ну и чем заниматься думаешь?
– медленно прожёвывая, очередную яичницу с салом, спросил меня Трофим.

– Не знаю. Хомут найти не сложно. Пока прикидываю, кому свою шею подставить - ответил я, взглянув на бригадира.

– Денег то при расчёте много получил?
– задал он мне, новый вопрос.

– Все что выдали, в кармане лежат - дав понять, что это не его дело, сказал я.

– Вот так и пробегаешь, хомут выбирая и работая за копейки. Не понял ты своего счастья Максим. На нашем заводе и почёт и уважение, и деньги хорошие уже бы через год имел. А сейчас что? Куда работать пойдёшь? Грузчиком на маслозавод?
– словно отец сыну, сказал мне Трофим.

– Могу и грузчиком. Мне не привыкать. Только ты зря думаешь, что на вашем городе и заводе, свет клином сошёлся. В мире много мест, где люди живут не хуже, найду, где пристроиться.

– Пристроиться - укоризненно помотав головой, сказал бригадир, - слово то какое похабное. Человеку не пристраиваться надо, а жизнь налаживать.

За столом все дружно закивали головами, а кое кто даже погрозил мне пальчиком. Интересные люди в этой бригаде подобрались, как там у нас говорили раньше: "Из этих людей гвозди можно делать", так вроде бы.

– Так ты говоришь там у каждого свой дом имеется?
– в который уже раз спросил Сергей, после моего повествования, о сытной жизни в Америке.

– Почти у каждого. Конечно для этого работать много надо, без этого и там хорошей жизни не будет - ответил я ему.

– Так может тогда и не ездить никуда. Может Трофим правильно говорит, здесь лучше её налаживать.

– А я не сказал, что он неправильно говорит. Можно и здесь, если всё нравиться. Мне вот не понравилось, и я уеду, а ты сам решай, где тебе лучше.