Шрифт:
– Слушай, а когда у нас очередной смотр владельцев вотчин и поместий?
– через какое-то время, думая о чем-то своем, спросил дьяк.
– Так, весной, через две недели, после Пасхи, - не понимая его, заморгал глазами Михайловский.
– Ещё интереснее...
– опять взяв паузу, задумался Мефодий.
– А он знает о том, что в нем участвует?
– сформировавшееся идея окончательно сформировалась в голове чиновника.
– Нет, не говорили. Он же во владение ещё не вступил.
– Так ты сообщи ему радостную новость... А то землицу заполучил, а от службы бегает. Непорядок, - возбужденный от принятого решения дьяк радостно встал из-за стола.
– Значит, расскажешь ему о сборах. Пусть едет к себе в деревню и готовиться к будущей военной жизни. И в назначенный срок чтобы явился, как положено: конно, людно и оружно... А если не явиться.... Или что-то не так, - глаза дьяка зло сверкнули.
– Ну, ты знаешь, что в таких случаях с ним будет.
– Кормилец, так у него не вотчина, а одно название! Одни бабы да старики с детьми малолетними. Староста недавно письмо прислал. Голод у них великий от засухи. Уже овес всей деревней едят, - попытался хоть как-то защитить молодого помещика подьячий.
– Теперь это его головной боль. А то видите ли заняться ему нечем... Ходит - бродит по городу... Клады бесценные ищет, - произнес дьяк, довольно потирая руки.
– А теперь по поводу тебя и овса...
Степка деловито прокашлился, развернул грамоту и приготовился записывать указания начальства.
– Слушаю правым ухом!
– Неслух!
– дьяк вновь превратился в берсерка.
– Обоими слушай!
– Он вскочил, громко сдвинув руками тяжелый дубовый стул.
– Тебя, душу чернильную, где всё утро носит? Сколько можно ждать?
Глава 8.
Опять темно...
Снова связан...
Вновь сильно болит голова...
И самое обидное, что абсолютно не помню , как я сюда попал ...
Лежу на холодном полу. Попробовал пошевелить руками, ногами. Безрезультатно. Спеленали добросовестно. Начал вертеть головой. Неудобно. На голову одет мешок.
– Так вот почему тяжело дышать и ничего не видно.
Елозя плечами и завязанными спереди руками, попытался стянуть мешок с головы. Не получается. Перекатился из стороны в сторону, желая найти стену, чтобы упереться в нее. Не удалось...
– Нет, меня так просто не возьмешь, - стараюсь двигать всем чем возможно хотя бы для того чтобы хоть как-то ослабить веревки...
– Не удается.
Где-то вдали раздались приближающиеся гулкие, неторопливые шаги. Рязанцев прислушался. Шли двое. Остановились напротив двери. Звякнула щеколда, скрипнула железная решетка. Зашли внутрь. Начали разговаривать. Сперенатому герою было плохо разобрать из мешка, о чем беседовали гости. Были слышны какие-то отрывистые звуки и шорохи. Путник наконец-то разобрал последнюю фразу...
– Сними мешок. А то задохнется. Что тогда хозяину скажем? Нам пока ещё один мертвяк не нужен....
– Ни извольте беспокоиться...
– противный скрипучий голос донёсся в ответ.
Вояжер почувствовал, как с его головы резким движением сняли грязную мешковину.
– Ура! Свежий воздух!
– Он судорожно стал хвать воздух ртом, наполняя легкие.
Даже от малого количества света факела, моментом накатились слезы. Перед глазами стали кружить темные круги. Пыль забила ноздри. Ничего не чувствовалось.
Затврник постепенно начал разбирать предметы, контуры и очертания. Он первым делом посмотрел через открытую дверь в коридор, а уже потом... осматрел камеру и людей находящихся рядом с ним.
– Ну, что голубь сизокрылый, очухался?
– пробасил первый ещё неразборчивый силуэт. Он наклонился. Приблизил факел к лицу.
– А-я-яй. Пошто не живется молодцам спокойно.
– Говорить можешь?
– другой посетитель в длинном по щиколотку кафтане ехидно улыбнулся.
– Кх..кх..
– невольник пытался хоть, что-то сказать сквозь перебивающий от пыли кашель.
– Кто вы? Что? кх...кх...кх. Что вам надо?...
– Глянь, Василий Игнатович, - продолжил разговор бородатый мужик в деревенской одежде.
– А птенчик-то шевелится, и говорить умеет.