И тут его осенило:

"Если лечь - держаться не обязательно!" - придумал он и, подобрав под себя ноги, с облегчением отметил, что так гораздо удобнее.

"А удобнее всего дома!!!
– продолжал взбираться наш герой по логике неписаных законов - Значит, нужно ехать домой!.. Хотя, зачем ехать... Зачем ехать, если дома можно просто проснуться!" - вновь озарило его.

"И как мы любим всё усложнять!" - улыбнулся напоследок гениальной простоте искомого решения "скользящий" и, отпустив оставшиеся сомнения, стал медленно растворяться в волнах пульсирующего, виртуального пространства.

И, действительно, стоило только Мише принять это решение, всё сразу встало на свои места; и хаос всего мира вращался теперь вокруг одной неподвижной точки где-то внизу его живота. Миша знал, что находится в сознании, поскольку различал отдельные голоса и фразы в бушующем вокруг океане звуков. Но, значения этих фраз его больше не волновали.

Порой, отдельные слова, мелькающие на периферии, ещё цепляли его внимание, и на секунду-другую Миша рефлекторно размыкал глаза, но оттуда, из глубины, видел лишь смутные, ускользающие силуэты. Силуэты проходили мимо, смеялись, шептались о чём-то; снова проходили мимо, снова смеялись и трепали его за плечо...

Но Крошке было всё равно. Он находился уже далеко и погружался всё дальше с абсолютной уверенностью, что скоро окажется дома.

Воспоминания о будущем,

хиатус...

и повторное знакомство.

Проснулся Миша в постели, когда за окнами уже темнела ночь.

"Значит, я всё ещё дома, и случившееся - всего лишь сон, видение о том, что только должно будет произойти" - обрадованно подумал он.

Нужно сказать, что нечто подобное с Мишей уже бывало: первый вещий сон приснился ему ещё в десятом классе, накануне экзамена по обществознанию (тогда-то он и начал писать свою "Бабочку сознания"); второй, более сложный и запутанный, совсем недавно. Мише наконец-то приснилась Она, и именно это в момент душевного раздрая помогло ему решиться следовать по зову сердца за своей мечтой и вырваться на свободу.

"Так значит, желание, загаданное мной на балконе, сбылось, и, пребывая в фазе вещего сна, я увидел своё ближайшее будущее - увидел сложную пространственно-временную функцию sin/cos своей жизни, на несколько дней вперёд!.."

От этой безумной мысли по всему телу у Миши пронёсся настоящий марсианский ураган, затихающий мерным покалыванием в кончиках пальцев: слайды нового сна были настолько чёткими, реалистичными и продолжительными, что Крошка Енот даже взвизгнул от восторга, с головой укутываясь в одеяло.

Не размыкая век, (чтоб ни одна тончайшая чешуйка сна не выскользнула сквозь портал хрусталика в мир яви) несколько раз пробежав по памяти все яркие моменты и приблизительно восстановив их обратную последовательность, Миша, с благоговейным трепетом адепта, нашедшего в подвалах старой библиотеки давно утерянный священный манускрипт, принялся рассматривать свои воспоминания о будущем более детально.

В итоге все фрагменты сна удалось уложить в несколько сюжетных линий, которые (за исключением финальной, явно отличавшейся свойственной природе сна алогичностью) очень последовательно и достоверно разворачивались одна в другую, к своему началу, когда, загадав на балконе желание, Крошка лёг спать:

Последнее, что он помнил, это пронизывающее чувство одиночества и силуэт удаляющейся машины... И девушку - Она снова ему приснилась (правда на этот раз выглядела и смотрела на него несколько иначе; так ведь во снах всегда всё искажается). Миша даже помнил, Её имя!... Таня - Её зовут Танечка!!! В выставочном холле они с Таней разглядывали картины, а после, шли по коридору и разговаривали.

Вроде бы они возвращались с какого-то праздника: Миша хорошо помнил мягкое, приятно-согревающее онемение взгляда, головы и шеи, наполненные янтарным и бордо пластиковые стаканчики, смех и говор ребят за столом, разбавленный боем гитары, распахнутое настежь окно и плач крылатых чаек; помнил угол черепичной крыши, остро врезавшийся в смарагдово-лиловую ладонь моря, на вздутой плоскости которого белел далёкий пароход, а справа, на востоке, грозными, бледно-медневеющими облаками вскипало густое синее небо...

А этому, должно быть, предшествовали первые учебные пары и знакомство с преподавателями. Крошка видел, точно наяву, как ехал на эти занятия по широким улицам вдыхающего утреннюю свежесть города в покачивающемся жёлто-красном трамвайчике и, перемигиваясь с капитошкой золотых солнечных капель, затеявших в листве зелёных крон слюдящуюся чехарду, думал, как же он счастлив.

Тогда грохот трамвайных колёс напомнил Мише мелькающий за окном вагона зигзаг железнодорожного моста над рекой, огненно-дымной в лучах фламинговой зари, полуденный вокзал с лепниной, овальными витражами и осаждёнными стайкой туристов кофейными автоматами; пары бензина и табачного дыма, сдобренные ароматом горячих пирожков, голодных голубей под аркой привокзального крыльца, лавину автотранспорта, сходящую по трёх колейному руслу дороги и головное здание академии.