тете не дано отдышаться здесь после поездки. Воздух словно в сауне, и мало того – ни

минуты тишины за окном. А ты уверена, что окна закрыты?

– Это же Манхэттен, мам. Тут всегда так.

– Ну, я не знаю, – и она поднялась с недовольной миной, и шестидесятилетние доски

заскрипели под ее ногами. – Мы как раз только что из апартаментов Кэролайн, так

даже в ее прихожей тишина такая, словно ты в деревенской глуши.

Ну да, ведь у нее нет денег на звуконепроницаемые окна.

– Хватит об этом. Лучше расскажи, как твоя…

Не надо об этом! Только не о моей личной жизни!

– … Подружка Молли поживает?

– А, Молли. Прекрасно, работает теперь внештатно в газете, она родила близнецов.

Это моя подруга еще с шестого курса, – пояснила Джейн восседавшей в инвалидном

кресле тетке.

Лицо тети Кэролайн исчерчено мельчайшей сеткой морщин. Она лишь слегка в ответ

шевельнула веком, может, в знак того, что информация принята к сведению. А может,

это она ей подмигнула? От неопределенности Джейн предпочла сделать вид, что

ничего не заметила.

Она не видела старуху с двенадцати лет – со времен похорон своей бабушки. То, что

мама решила заявиться к ней со старой теткой, было бы более чем странно, если

только цель не в том, чтобы напомнить на исходе своих дней родственнице о

бедственном положении другой, еще такой молодой. И, судя по многозначительным

взглядам и намекам матери, так оно и было. Сюда, а не сразу в ресторанчик на обед

старушку привезли с целью показать, что ее родная внучатая племянница, увы, далеко

не благоденствует.

– Ну что, рванули? – поднялась Джейн, с мечтой все это прекратить.

– Да, дорогая, но сначала я тебе поправлю прическу.

Пришлось тридцати-двух-летней дочке топать за маменькой в ванную, словно она все

еще дошкольница. Какой она себя и чувствовала всегда во время причесывания,

обрызгивания лаком и прикалывания прядок, вне зависимости от числа прожитых ею

лет. Ведь Ширли Хейз, «Мисс Твист 1967», не выносила в жизни лишь небрежно

уложенных волос. Хотя, на сей раз целью скорее всего была необходимость внушить

дочери небольшую инструкцию по очаровыванию старушек.

– Побольше слушай, – шептала она, – но и о детстве выспрашивать не ленись, ведь все

равно бедняжка больше ничего уже не помнит.

Когда они вернулись в комнату, кресла на колесиках в ней не было. Джейн в панике

ринулась во вторую комнату, рисуя себе в воображении опрокинутое кресло и

старушку без признаков жизни внизу под лестницей. Однако ее ожидало впечатляющее

зрелище совсем иного толка. Старушенция подкатила кресло к окну, пытаясь

водрузить агонизирующее на полу растение на подоконник, будто этот убогий кусочек

синтетического городского света мог еще творить чудеса. И тут к своему ужасу, Джейн

услышала, как бесценные диски «ГиП» с громким треском шлепнулись на пол из

тайника среди ветвей деревца.

Щеки Джейн предательски вспыхнули. А Кэролайн улыбнулась.

Собственно, а что такого? Уйма людей смотрят этот фильм. И покупают эти диски. Но

никто так старательно не прячет, скажем, первый или сотый сезон какого-то там

сериала. А сейчас Джейн вдруг показалось, что она очутилась перед бабушкой в

несвежем поношенном белье.

В ресторане, пока мама Ширли в туалете битый час пудрила пресловутый свой носик,

Джейн пыталась изображать полную безмятежность, ковыряясь в тарелке с салатом.

– Какая нынче теплая стоит осень, – отважилась Джейн.

– Тебя волнует, заметила ли я, – сказала Кэролайн. К старости голос у одних людей

становится скрипучим, у других пронзительным, словно битое стекло. Ее же голос с

годами стал мягким, ласкающим, словно измочаленный в пушистую пыль прибрежный

песок.

– Что – «заметила»? – невольно спросила Джейн.

– Этот мистер Дарси сущее дьявольское наваждение. Но ты не стала бы прятать диски,

если бы просто любовалась им. Тебе за тридцать, и ты не замужем, и ничего пока