Что такое счастье. Избранное
вернуться

Асадов Эдуард Аркадьевич
Шрифт:

13 июня 2001 г.

Красновидово

Бермудская погода

Она его безжалостно бранит За то, что от забот она устала, Что все не так, всего на свете мало… А он — ни слова. Каменно молчит. Молчит, как позабытый богом остров, Встречая вьюги и сварливый гром. Как терпит он характер этот чертов? И по столу не стукнет кулаком?! Да, он молчит и бурь не затевает, Хоть не приемлет этот дикий стиль. Так кто ж молчанье это разгадает? Не в том ли суть, что он отлично знает, Что после бури наступает штиль. Штиль, полный ярко-радужного света, Где соловьи поют до хрипоты, Где всё горячей нежностью согрето И, хохоча, сбываются мечты… Он снова и обласкан, и любим, Она смахнет и хмарь, и непогоду, А будь невзгода — кинется за ним Без колебаний и в огонь, и в воду! Казалось бы: настали чудеса, И больше нет ни холода, ни хмури, Но минет золотая полоса — И грянут снова жалобы и бури… Так как же можно мучить и любить? Увы, вразрез и смыслу, и природе, Почти решая: «быть или не быть?» Ну почему не могут люди жить Всегда-всегда при солнечной погоде?

12 августа 2001 г.

Москва

Двойные души

Немало знавал я и стуж, и огня, Исполнен доверья и недоверья. И все же всю жизнь поражали меня Люди с двойной бухгалтерией. Ну можно ль к высоким шагать делам, А втайне едва ль ни ежеминутно Сегодня молиться одним богам, А завтра другим, другим абсолютно! На службе он — сокол, с каким огнем Он преданно смотрит в глаза начальству! И преданность эта — почти как пьянство, Где хмель ощутимее с каждым днем! Кипит он как новенький яркий чайник, Чей жар вместе с паром летит в зенит. Но вот появился другой начальник И прежний мгновенно навек забыт… Россия, страна моя! Вспомни, сколько Тебе испытаний познать пришлось: Враги твои, как ни была ты стойка, Порой тебя грызли, как волки кость! А люди же жили всегда по-разному: Одни, с благороднейшими сердцами, Держались, согласно чести и разуму, Другие виляли вовсю хвостами… Казалось бы: с правдой они на ты. Но если попристальней приглядеться, То вот они: люди-приспособленцы, Чьи души — виляющие хвосты… Вот как они жили при прежней власти, Имели и звания, и чины, И деньги. Казалось бы: все для счастья. Так нет же! Теперь они лгут со страстью, Что были когда-то угнетены. А те, кому было и вправду трудно И горько порою, к чему скрывать! Не очень-то любят кричать прилюдно И все пережитое смаковать! А горе смакуют совсем другие: Рвачи-ловкачи из вороньих стай. Им славно жилось и при той России, И нынче для них абсолютный рай. А если б вдруг в новой горячей спешке На землю вернулась былая тень, Они б повернулись с «орла» на «решку» И стали б оплевывать этот день. Вот так за редутом берут редут Жучки, не достойные доброй речи. Вы только взгляните: и там и тут, Буквально же рядом с нами живут Вот все эти флюгеры человечьи! И, если ты истинный человек, Борись, не страшась ни клевет, ни мнений, Чтоб никогда и нигде вовек Не предавать своих убеждений!

30 октября 2001 г.

Москва

Пусть уходят года

Звезды мягко смотрят с небосвода, Время с ветром уплывают вдаль, Где же ты была все эти годы? С кем делила радость и печаль? Знаю: каждый шел своей стезею Сквозь невзгоды, радости и мрак… Может встреться раньше мы с тобою — Многое сложилось бы не так… Только светофор зеленый светится В мире не для каждого порой. Да и кто дозволил бы нам встретиться: Ты была с другим, а я — с другой… И к тому ж, как подтверждает практика, Трудно, хоть за совесть, хоть за страх, Два уже сложившихся характера Подогнать как зубчики в часах. Потому не стоит, ей же богу! — Упрекать минувшие года. Лучше, даже пусть не без труда, Проложить нам новую дорогу. Пусть же праздник — не сплошная нить, И не просто в этом мире жить, Только что нам сетовать с тобою, Лучше просто верить и ценить Все, что нам подарено судьбою! Пусть хоть годы, хоть ветра в упор, Все равно не поздно жить для счастья. Вот и весь, пожалуй, разговор, Все же остальное в нашей власти!

29 июня 2001 г.

Красновидово

Сказка о любви

Они без слов понимали друг друга, И не было в мире сердец нежней. Он бурно любил. А его подруга Любила, быть может, еще сильней. Есть множество чувств на земной планете, И все-таки, что там ни говори, Навряд ли найдется прибор на свете, Способный измерить накал любви. Насколько все было у них счастливо — Прочувствовать было бы слишком сложно. Однако же было все так красиво, Что попросту вычислить невозможно! И все ж вдруг такое порой случается, Что там, где все тысячу раз прекрасно, Свершается вдруг до того ужасно, Что просто в сознаньи не умещается… Встречая весенне-душистый шквал, Шагнули они вдруг беде навстречу, И в самый спокойный и светлый вечер Попали под бешеный самосвал. А дальше, как тысячи лет подряд, Взлетев под сияющий свод святилища, Они оказались у врат чистилища, Откуда дорога и в рай, и в ад… И, глядя печально в свои бумаги, Сказал им сурово премудрый Петр: «Хоть думай о горе, хоть думай о благе, А промысел высший и чист и тверд. Кому-то грустится, кому-то хохочется, Ведь судьбы не мы, а за нас вершат, Не все получается так, как хочется, Тебе — он сказал ей — дорога прочится Отныне и присно в кромешный ад. Когда-то ты в юности нагрешила, И ныне, что выпало — принимай. А мужу иное Судьба решила: Грешил ты немного, что было — то было, Ступай же отныне в прекрасный рай!» Но он на колени упал с мольбою: «Пусть будет такой и ее стезя! Оставь же ее навсегда со мною!» Но Петр покачал головой: «Нельзя! Конечно, все это ужасно сложно, Но так существует мильоны лет: Вот если за грешником вслед, то можно, Но только подумать здесь крепко должно: Обратной дороги оттуда нет!» Но он улыбнулся: «Смешной секрет! Разлука в любви — пострашней состраданий!» И в страшную лаву без колебаний Он прыгнул навечно за милой вслед! Мораль тут излишня: пойми и знай: Ведь если бы все мы вот так любили, То чувства людей обрели бы крылья, А наша земля превратилась в рай…

29 января 2002 г.

Москва

Веселые споры

Мы спорим порой будто две державы, А после смеемся, слегка устав. И все же не могут быть оба правы, При спорах один все равно не прав. Ах, люди! Ведь каждый, ей богу, дивен. Вот книгу читаем и снова спор: «Ты знаешь, прости, но роман наивен» — «Наивен? Но это же просто вздор!» А может ли сеять раздор природа? Еще бы! И даже порой с утра: «Взгляни: нынче сказка, а не погода!» «Да, да — препаскуднейшая жара!» А бывает ли так: не склоня головы, Оба спорят, но оба при этом правы?! Да, когда они фразу за фразой рубят, Но при этом безбожно друг друга любят!

5 августа 2001 г.

Красновидово

Два слова поэту

Любой на свете вправе быть никчемным, Бездушным или каменно-минорным, Без всяких чувств встречающим рассвет. И лишь поэт обязан быть влюбленным, Сурово-гневным или окрыленным. Бесстрастный же — он вовсе не поэт! Бывает так: устал неимоверно И скрылся бы от всяческих страстей. Но как молчать, когда кому-то скверно, Иль боль стоит у чьих-нибудь дверей?! А если кто-то — у любви во власти, А вот сказать не в силах ничего, Ну как пройти мимо душевной страсти И не отдать несчастному в ненастьи Хотя б частицу сердца своего?! А сколько в мире искреннейших женщин, Кому достался лед, а не удел, Чей путь был не увенчан, а развенчан, И свет в глазах досрочно поту спел… И, видя их притушенных, но милых, Кому досталось в стужах цепенеть, Какой же ты поэт, коли не в силах Вернуть тот свет и душу отогреть! Пусть твой удел — терзания и слава И ты живешь, мечтая и любя, И все ж не можешь, не имеешь права Жить на планете только для себя. Известнее ты всех иль неизвестней — Не в этом суть, а в том, что в бурях бед Ты должен быть оружия железней… И, только став их верою и песней, Ты вправе жить со званием ПОЭТ!

18 октября 2001 г.

Москва

Мы идем с тобой, взявшись за руки

Мы идем с тобой, взявшись за руки, Вдоль бульвара меж тополей. Я б хотел тебя вскинуть на руки И нести по планете всей… Ты смеешься: «Увы, когда-то Я легка была словно пух… А теперь не бесплотный дух! И поднять меня сложновато…» «Что мне груз! — говорю я. — Милая! Пусть года по судьбе прошлись. Только я еще с доброй силою, Мог тебя б еще вскинуть ввысь! Впрочем, сколько бы плоть ни весила, Только, надо признаться смело, Что характер наш, скажем весело, Иногда повесомей тела… И, прости за такую фразу, Только, если зажжен огнем, Я вздыму тебя ввысь не сразу… Значит, дело тут только в нем. А коль так, то во имя мудрости Ты характер чуть-чуть измени: Убери из него все трудности, А все нежности сохрани. Вот тогда-то мы, взявшись за руки, Может, станем зари светлей, И тебя сквозь огни-фонарики Я уверенно, вскинув на руки, Пронесу по планете всей!»

11 октября 2001 г.

Москва

Поздняя любовь

Пусть радость к нам поздно с тобой пришла. Ты шутишь: «Носилась без нас как рыба!» Не надо ироний, не надо зла, Ведь все же нашла она нас, нашла, Давай же ей скажем за то спасибо! Ты только представь, что любви звезда Когда-то спокойно, неуловимо Взяла и прошла бы сторонкой мимо И нас не заметила, на нашла? Ну что бы, скажи, тогда с нами было? Ведь мы б с тобой были несчастней всех! Ты в страхе ладошкой мне рот прикрыла: «Об этом и думать-то даже грех!» Ну грех или нет — не берусь судить. Ты знаешь я, в общем, не суеверен. Я просто доверчив и сердцем верен. И только в судьбу я всегда намерен И верить, и с нею в согласьи жить. Поэтому надо ли говорить: Мы встретились поздно или не поздно? Не годы способны судьбу решить, А люди, что могут всегда любить Как мы — до отчаянности серьезно. Вот многие, радуясь, пьют вино Для временно-сладкого настроенья. А нам ну совсем ни к чему оно, Ведь нам много крепче хмелеть дано От слов и от всяческого общенья… Конечно, прекрасно, когда влюбленные Наивною песней упоены, Совсем по-щенячьи, еще зеленые, Кидаются в первый порыв весны. И я тут совсем не ворчу, не ною, Я тоже всем сердцем люблю цветы. Но все ли они, просияв весною, Полны и до осени красоты? И я не лукавлю: ведь сколько раз Два сердца, что вспыхнули с юным пылом, Бросались друг к другу всего на час, На месяц, на два, ну на год от силы! А мы? Ты застенчиво улыбаешься: Не месяц, не два, и отнюдь не год… Когда настоящее вдруг придет, То ты с ним вовеки не распрощаешься… Поэтому нам ли с тобой не знать Под чьей мы находимся яркой властью?! Давай же не годы с тобой считать, А песни, а звезды любви и счастья!