Шрифт:
Но тут же один из членов команды свалил от Ун-Амона вместе со всей корабельной кассой, утащив с собой почти полкило золота и чуть менее 3 килограммов серебра. По-видимому команда корабля Ун-Амона состояла в основном из левантийцев, а не из египтян, и вор имел в Доре родственников или знакомых. Во всяком случае, единовременная кража корабельной кассы представлялась ему более выгодной, нежели перспектива карьеры в египетском флоте. Это — одно из косвенных свидетельств падения престижа и слабости Египта к тому времени. Ун-Амон апеллировал к правителю Дора, призывая его компенсировать потерю, поскольку кража произошла в принадлежавшей тому гавани. Правитель Дора отвечал, откровенно издевательски: вот если бы вор был моим подданным, я бы нёс ответственность за него. А поскольку это твой подданый — ты сам и разбирайся, я тут совсем не виноват. Подожди у меня в гавани, авось мы найдём вора.
Ун-Амон с командой безрезультатно околачивался в гавани Дора почти целый месяц, но в конце концов осознал бесперспективность ожидания и, отправился дальше на север. По пути в Библ он остановился в гаванях Тира и, затем, Сидона. В Тире Ун-Амону удалось захватить другой торговый корабль, который, как он считал, принадлежал правителю Дора. Ун-Амон конфисковал серебро, найденное на том корабле, в качестве компенсации за воровство с его корабля в гавани Дора, и отправился дальше по пути в Библ.
Прибытие в Библ в начале не предвещало Ун-Амону ничего хорошего. В течении месяца месяца правитель Библа, Чекер-Баал, ежедневно присылал Ун-Амону своего посланника со словами: «Вали отсюда, из моей гавани, ты мне не желанный гость». Поняв намерения правителя Библа, Уну-Амон принял уже решение возвращаться в Египет, так и не выполнив своё задание.
Однако, внезапно, после месячного ожидания, Ун-Амон попадает-таки на приём к правителю Библа и, наконец-то может просить его об искомом кедре для погребального судна. Сам Уну-Амон объясняет такую резкую перемену «чудесным случаем», случившимся с царским приближённым во время храмовой церемонии — тот якобы был «охвачен богом» и упал в приступе, выкрикивая желание самого Амона принять гостя из Египта. Однако при Уну-Амоне была вдруг нашлась
Знакомьтесь, белый рояль в кустах!
В общем, «осёл, гружённый золотом», в очередной раз открыл ворота дворца.
Однако, во время организованной благодаря статуи Амона встречи Уну-Амона с царём Библа, последний вновь отказался предоставить послу Херихора кедр. С изрядной долей иронии и сарказма он выложил египтянину свои аргументы — время величия Египта времён Нового Царства было уже в прошлом, и финикийское побережье политически уже никак не зависело от светской или религиозной власти в Фивах, бывших не в состоянии контролировать и собственно египетские земли, не говоря о территориальных приобретениях фараонов Нового царства. Признавая былое величие Египта, он одновременно объяснил, что не обязан исполнять не подкреплённые реальным раскладом сил требования религиозного руководства Фив, не предлагавшего в обмен на ценнейшую древесину ни денег, ни верительных грамот и даже не снабдившего своего представителя нанятым судном для перевозки кедра. Затем царь распорядился принести расчётные книги предыдущих времён, которые подтверждали, что даже величайшие фараоны-завоеватели всегда платили за кедр эквивалентную цену. В общем, приём из ожидаемой вассальной присяги зарвавшегося провинциала, превратился в скучный бухгалтерский спор о взаимных претензиях метрополии и бывшего вассала.
Тем не менее, незаурядные ораторские способности и впечатляющая речь Уну-Амона завоевали в итоге расположение правителя Библа, и он выделил необходимый египтянам строительный лес, добившись, однако, взамен этого отправки в Танис корабля за товарами, полагавшимися финикийцам за полученную древесину. Но даже согласившись на погрузку кедра египтянину, царь Библа преднамеренно держал того в порту, не отпуская его назад на родину. И только когда в окрестностях Библа появились суда возмущённых авантюрой Уну-Амона жителей Дора, требовавших вернуть отнятые у них деньги и захваченный корабль, посол получил продовольствие на путешествие и смог под защитой финикийцев покинуть город и отправиться в Египет. Однако несчастья продолжали преследовать Уну-Амона: едва оторвавшись от погони кораблей Дора и высадившись на острове Кипр, он стал объектом нападения населения острова, по непонятной причине собравшегося убить египетского гостя. Папирус обрывается на моменте повествования, в котором Уну-Амон воззывает с мольбами о защите к царице Кипра.
Дальнейшая судьба Уну-Амона оказывается покрыта для нас мраком. Сгинул ли он на Кипре? Пришёл ли в Египет корабль, груженый драгоценным кедром? Кто доставил папирус Уну-Амона назад на родину? Может быть это лишь египетский вариант «Одиссеи», только неполный или с таким вот несчастливым концом? Ответов нет.
Одно ясно точно. Именно во время «тёмных веков» после коллапса бронзы лопнувший споровик «народов моря», прорвавшийся в конце XIII века, разбросал их и греков по колониям вокруг всей тогдашней средиземноморской Ойкумены. Ну а споры гриба, как мы помним, прорастают и в самых тяжёлых условиях — да и вообще, кому было тогда легко? Жителям Карфи? Обитателям Нихории? Потерявшемуся Уну-Амону?
Одна из этих греческих спор проросла и у нас, на восточном побережье полуострова, который потом назовут Крымом. В VI веке до нашей эры, во времена «великого греческого рассеяния» колонисты из ионийских городов Греции — Милета и Теоса, основали в восточном Крыму целую гирлянду городов-полисов: Пантикапей, Нимфей, Фанагория, Феодосия. Уже буквально через 100 лет города-полисы разрослись, расправили крылья и организовали в Крыму мощное и зажиточное Боспорское царство.
Мощь Боспора обеспечивала благодатная земля Керченского полуострова и Тамани — неистощённые тогда ещё почвы, на которых в те времена тоже рос густой равнинный крымский лес. Ведущая роль в экономике Боспора принадлежала товарному производству злаков — пшеницы, ячменя, проса. Основу Боспорской торговли составлял экспорт зернового хлеба, достигавший колоссальных по тому времени размеров: Демосфен рассказывает, что Афины получали с Боспора половину всего необходимого им привозного хлеба — около 16 тысяч тонн в год. Вспоминая реальную грузоподъёмность финикийского судна из прошлой статьи (около 20 тонн), нетрудно посчитать, что перевозка только такого количества боспорского хлеба потребовала бы 800 судно-рейсов в год, что, учитывая небольшую скорость античных судов, ожидаемо выводит нас на весьма внушительные размеры греческого торгового флота. Именно колонии Чёрного моря и Африки решат для классической Греции вопрос снабжения метрополии хлебом и призрак голода, который мучал цивилизацию бронзы, надолго отступит от средиземноморской Ойкумены. Ну а подоспевшее из непогасших печей железо решит и вопрос исчерпания ресурсов меди и олова в древнем мире Средиземноморья.