Они стояли у окна и смотрели, как в сумерках под слабым светом фонарей раскачивается тяжелая вода. За их спинами под уютной лампой расположились вокруг стола Горький, Румянцев, Ленин и руководитель издательства «Знание» Пятницкий. Переговоры с Пятницким шли трудно.

«Странно, какое сходство между сестрами, а между тем Андреева – красавица, а о Крит такого не скажешь, – думал он. – Правда, улыбка у нее совершенно андреевская, мгновенно проступает лицо Марии Федоровны…»

– Наводнение нам сейчас совсем ни к чему, – видимо, услышав их разговор, провозгласил от стола Горький. – Эдак вместо революции придется спасать «и страхом обуялый и дома тонущий народ»…

Все в комнате засмеялись, особенно охотно Пятницкий. Был он в трудном положении: всех этих господ он чрезвычайно уважал, Горького боготворил, но рисковать все-таки не хотел и поэтому очень радовался, когда разговор хоть ненадолго соскальзывал с главных рельсов. Главные же рельсы вели к одному – изданию партийной литературы в «Знании».

– Константин Петрович, дорогой, – басил Горький, – зная вас как одного из самых мыслящих и совестливых перед народом людей России, я и обратился к вам с этим предложением. Поверьте, эсдеки сейчас самая реальная сила несмотря на свою раздвоенность…

– А может быть, и благодаря ей, – тут же бросил Ленин и замолчал, углубившись в созерцание прозрачного ломтика лимона в своем стакане.

К удивлению Красина, Ленин очень мало говорил в этот вечер, совершенно не «наседал» на Пятницкого, не пускал в ход свою стальную пружинную логику, заставляющую обычно оппонента через пять минут только растерянно хлопать глазами.

– Кроме всего прочего, Константин Петрович, – сказал, подходя к столу, Красин, – издание нашей литературы в текущий момент принесет «Знанию» значительную коммерческую выгоду.

– Помилуйте, Леонид Борисович! – округлил руки, глаза, рот и даже щеки вроде бы надул Пятницкий. – О выгоде ли думать нам в эти дни! О пользе дела, только о пользе, я полагаю так! Сохранить «Знание», не дать правительству повода для закрытия издательства я хочу не для себя, а для дела, для общества лишь. Вот ведь уже и над «Новой жизнью» собираются тучи. Последние публикации вызвали крайнее раздражение властей. Минский в панике. Для того чтобы прийти к соглашению, господа, нам нужно очень детально оговорить характер литературы, которую вы собираетесь издавать в «Знании»…

– Вот это правильная постановка вопроса! – с обычной уже своей энергией воскликнул Ленин и прищурился. – Господин Пятницкий безусловно должен знать, что мы хотим издавать марксистскую, больше того – большевистскую литературу. Межеумочная литература нам не нужна. – Он встал. – Извините, мне нужно уйти. Екатерина Федоровна, спасибо за гостеприимство.

Раскланявшись, Ленин взял под руку Красина и вышел вместе с ним в соседнюю комнату.

– Я ухожу, потому что тут толку не добьешься. Встретимся у Бруснева и обговорим все, что касается товарищества «Дело». Нам нужно издательство, которое в случае нужды можно было бы сразу перевести в подполье.

В одиннадцатом часу ночи Красин возвращался домой. На совещании у Бруснева было принято решение перевезти бакинскую типографию в столицу и сделать ее легальной. Ленин возражал, он говорил, что ни в грош не ставит октябрьские «свободы», что легальные органы партии могут быть в один прекрасный день уничтожены…

Красин снял шляпу и подставил голову мокрому холодному ветру, который, перепрыгивая через Адмиралтейство, хлестал по Гороховой. Завтра, завтра решу, как начать перевозку, сказал Красин себе, сегодня уже невозможно ни о чем думать… Извозчик свернул на Большую Морскую, отражение его проплыло в зеркальных окнах банка. Патруль из трех солдат остановился и внимательно осмотрел ночного седока. Копыта гулко стучали по пустынной улице.

В подъезде вдруг кинулась к нему какая-то неясная фигура. Красин схватился уже за револьвер, когда узнал Павла Берга.

– Леонид Борисович… я ждал вас весь вечер… – Он обернулся и крикнул в темноту: – Надя, ну выходи же! Он пришел! – он ринулся куда-то и вытащил за руку мрачно глядящую исподлобья Надю Сретенскую.

– Надя, взгляни! – Павел Берг повернулся к Красину. – Вот человек, по единому слову которого я отдам свою жизнь! Леонид Борисович, извините, больше мне ничего не надо, я только хотел, чтобы Надя вас знала и чтобы вы знали ее – это совершенно надежный товарищ…

– Вы выпили, Павел Иванович? – строго спросил Красин. – Нет? Тем более непозволительно вести себя подобным образом. Что это за гимназические штучки? Вспомните о той ответственности, которая на вас лежит.

Сухо поклонившись Наде, Красин ушел по лестнице наверх.

– Тебя больше часу ждала молодая пара, – сказала встретившая его Любовь Васильевна. – Очень странный, очень нервный молодой человек и очень красивая девушка.

– Я знаю, – Красин закрыл глаза и на секунду прислонился к стене.