Том 2. Стихотворения и поэмы 1891-1931
вернуться

Волошин Максимилиан Александрович
Шрифт:

20 окт<ября> 1891

Железная дорога

Железная дорога! Железная дорога! Сколько воспоминаний, сколько забытых картин воскресает в уме моем при этом слове! Далеко, далеко протянула ты свои чугунные рельсы; прорезала дремучие леса, перелетела через реку стройным мостом и окутала своей железной сеткой всю необъятную матушку Русь. Сколько картин открываешь ты перед глазами удивленного путешественника; сколько видов! И это всё мчится мимо – назад, назад! И уступает место новым видам, новым впечатлениям!

Когда едешь в поезде и смотришь в окно – это целый калейдоскоп. Вот едем лесом, зелеными стенами стоит он с обеих сторон дороги, махает приветливо своими верхушками и манит под свою тень отдохнуть от солнечного зною. Какое разнообразие листвы и деревьев! Вот старый дуб протягивает свои корявые жилистые ветви, покрытые темно-зелеными вырезными листьями. Вот рядом береза, одетая словно мелким кружевом ее яркой листвой. Вот вечнозеленая ель в бархатном уборе. Вот клен со своими грациозными листьями. Вот… но поезд мчится дальше, и лес остался далеко позади.

Мы подъезжаем к большому городу: он кипит народом, люди бегут, кричат о чем-то, куда-то спешат. Поезд останавливается. На станции еще большая суетня, все торопятся не опоздать. Но вот звонок – и поезд опять в поле, летит на всех парах. Вдали виден дом, окруженный зеленью и садами. Кое-где видны деревни. Поезд убавляет ход, мы подъезжаем к реке и медленно всползаем на мост. Под нами далеко расстилается река и вьется вдаль серебристой лентой. По реке во всех направлениях идут, пыхтя и выпуская из себя клубы дыма, пароходы, ползут нагруженные доверху товарами неуклюжие тяжелые баржи, шныряют маленькие катера и лодки. Но вот и речка, и пароходы, и мост уже давно позади. Смеркает. Далеко, далеко раскинулась перед нами огромная степь. Ни спереди, ни сзади – нигде не видно никакого жилья, только там, далеко, на самом горизонте, курится как будто синеватый дымок и блестит золотой крест. Ветер колышет степной ковыль. Солнце уже до половины опустилось. Несутся легкие круглые тучи с позолоченными краями. Пурпурный цвет неба на горизонте переходит в оранжевый, желтый, зеленоватый и, наконец, сливается с лазурным нежным цветом неба. Но вот уже совсем стемнело. Заря потухла. Только на самом горизонте видна еще красноватая полоса. Лазурный цвет неба перешел в темно-синий. И на нем начали зажигаться, одна за другой, золотые звездочки. В вагонах совсем тихо Кругом полумрак. Невольно дремота одолевает вас, и вы засыпаете, облокотившись головой об стену. Но вот вы вдруг просыпаетесь от какого-то шума, приподнимаетесь, смотрите в окно. Поезд подъезжает к ярко освещенной станции. По платформе бегут люди, входят в вагон. Раздается свисток, поезд трогается – и опять всё сливается в мерном, усыпляющем шуме колес.

12 нояб<ря> 1891

Троекурово

Среди полей, покрытых рожью колосистой, Среди повыжженных равнин Раскинулся твой парк тенистый, Где прежде я бродил один. Лежишь ты, как оазис средь пустыни, Среди однообразных нив; Пруды, мосты, развалины былой гордыни До наших дней печально сохранив. Твои дома, твой парк широкий Хранят величье прошлых дней. Ты открываешь вид далекий На гладь обширную полей. Внизу у ног твоих сребристой лентой вьется, Играя меж зеленых берегов, Красавица Сетунь! И сердце пылко бьется, Смотря с твоих возвышенных холмов. Кругом посмотришь – тишь и гладь, И скажешь: Божья благодать.

1 дек<абря> 1891

«Расскажи, о, странник, Спарте…»

Расскажи, о, странник, Спарте, Что мы здесь легли костями. Но себя не посрамили, Не нарушили законов. Возвести, что триста греков Тут сражались за свободу Против трех мильонов персов. Что мы тут, как львы, сражались, Били, резали, кололи, Пали все в неравной битве, Все погибли за свободу, Что покрылся вечной славой Леонид, наш вождь бесстрашный.

10 дек<абря> 1891

Весна («В первый раз ты на бал выезжаешь…»)

В первый раз ты на бал выезжаешь, В первый раз появляешься в свет, Ты еще красотой не пленяешь, Не умеешь кокетничать, нет! Тебе стыдно за голые плечи, Тебе стыдно от взоров толпы, Тебе странны те светские речи, В пору светлой, цветущей весны. Но поверь мне, что ты для поэта Ты прекрасней красавиц других, Что среди беспощадного света Потеряли и совесть и стыд. Ты одна только тут непритворна, В вихре вальса, забывшись, летишь, Твои ножки скользят так проворно, Ты так весело, бойко глядишь. Ты еще так кротка и невинна, Твои жесты все жизни полны, И глядишь ты на мир так наивно В пору светло-цветущей весны. Веселися же юной порою И поверь мне, что юноши нет, Чтоб теперь не увлекся тобою, Тебе только шестнадцать ведь лет.

2 января 1892

«Откуда вы, станицы журавлей…»

Откуда вы, станицы журавлей, Несетеся, эфир крылами рассекая? Из той ли вы страны, где между тополей Таврида спит, красавица немая. И море Черное, брега ее лаская, Лежит у ног возлюбленной своей. Или оттуда, где Кавказ суровый Стоит во броне ледяной, Воздвигнутой по воле Иеговы Невидимою мощною рукой. Иль, может быть, с роскошного Востока, Лежащего в тени своих садов, Покорного писанию Пророка, Святым преданиям отцов. Из той страны роскошных снов, Куда стремится каждый издалёка, Иль, может быть, от нильских берегов, Где высятся одни лишь пирамиды, Уж сорок, кажется, иль более веков? Зачем летите вы на север хилый, Что вас заставило родной покинуть край, Тот светлый юг, столь сердцу милый?

10 янв<аря> 1892

«Солнце жаром палит…»

Солнце жаром палит, Раскаляя гранит, И ни облачка на небосклоне. Все деревья стоят, И листы не шумят, И не двинется ветер на воле. Тихо плещет волна, Будто неги полна, И гуляет себе на просторе. И без меры в длину, Без конца в ширину Расстилается Черное море.