Том 2. Стихотворения и поэмы 1891-1931
вернуться

Волошин Максимилиан Александрович
Шрифт:

14 января 1892

<Москва>

«Роза – цвет самой Киприды…»

Роза – цвет самой Киприды И эмблема красоты, Что полуденной Тавриды Пред тобою все цветы?

К N. N. («Позволь мне поздравить тебя, дорогая…»)

Написано по просьбе Саблина

Позволь мне поздравить тебя, дорогая, Здоровья и счастья тебе пожелать, Чтоб весело жизнь твоя молодая Прозрачной рекою широко неслась. Конечно! – для счастия многого надо, Но что же – здоровье уж есть у тебя. А это ведь самое первое благо, При том ты воздушна, легка… Конечно, ведь ты не такое созданье, Что дунешь – оно разлетится, как пар. Но ты ведь (прости за такое названье) Скорее воздушный, мне кажется, шар.

25 янв<аря> 1892

Святая роза («Иисус, людей Спаситель…»)

Иисус, людей Спаситель, Дал себя за них распять, Всех скорбящих Утешитель, Проповедник и Учитель, Показал пример страдать. А они венец терновый Из шипов ему сплели. Он терпел, на всё готовый, И струи горячей крови По челу его текли. Из той крови, по преданью, Роза выросла одна: Утешение в страданье, Жизни вечной ожиданье Посылает нам она. Эта роза есть святая Та великая любовь, Что Он умер, завещая, Когда, людям всё прощая, Он молился за врагов.

26 янв<аря> 1892

Полдень («Полдень. Солнце жаром пышет…»)

Полдень. Солнце жаром пышет, Нивы желтые палит. Сонный ветер не колышет Листья дремлющих ракит. Всё спешит скорей укрыться Под живительную тень – Мухи, люди, даже птицы – И невольно давит лень. Вон в тени между травою Ручеек блестит, журчит И живительной струею К себе путника манит. Рожь на солнце колосится, Наливается зерно, И от тяжести клонится До земли почти оно. Всё так кажется красиво, Всё так кажется светло, И желтеющая нива, И зеленое гумно.

29 янв<аря> 1892

«Солнце садится, заря разгорается…»

Солнце садится, заря разгорается, В поле туман пеленой поднимается, Птицы замолкли, и лес не шумит, Говор нестройный с деревни летит. Вот показалося облако пыли. Бабы ворота в избах отворили, Пыльной дорогою стадо идет, Издали ветер уж топот несет. Звон колокольчиков, крики, мычанье, Хлопанье плетью, баранов блеянье. Вот и в деревню вступили. Шумят Бабы и дети, гоняя телят.

27 февр<аля 1892>

«Как всё весело вкруг и красиво…»

Как всё весело вкруг и красиво, Как сверкает река бирюзой, Как волнуются желтые нивы, Как прозрачна лазурь надо мной. Как приветливо солнце сияет, Отражаясь в прохладной воде, Как приятно меня продувает Ветерок. А вверху, в вышине Громко, весело песнь раздается, Разливаясь, гремит надо мной. Стая ласточек быстро несется, Щебеча над открытой рекой. И невольно широкой струею Ширь полей мне вливается в грудь, И, шумя своей темной листвою, Манит лес в свою тень отдохнуть.

Земля и море

Посвящается П. Зв<олинско>му

Сладострастно изгибаясь Вкруг роскошных берегов, Море шепчет, улыбаясь, Тихим рокотом валов: «Я люблю тебя издавна, О, красавица моя! И нигде не знаю равной, Ни красивее тебя. О, зачем же отвергаешь Ты всегда мои мольбы И лишь только позволяешь Целовать твои стопы?» Так земле шептало море И, алмазами блестя, На серебряном просторе Разливалося, журча. И земля, на солнце нежась И насмешливо смеясь, Ничего не отвечала – И вот, море, разъяряясь, Шлет полки валов могучих, И они шумят, ревут, Но, разбившися о кручи, Белой пеною падут. И бессильной злобой полны, Но, горя любовью к ней, Вновь и вновь ложатся волны У возлюбленной своей. В гимназии на гимнастике.

14 февраля < 1892>

Таврида

Я помню ночь над спящею землею, Когда впервой увидел море я. Всё спало вкруг. Казалось, тишиною И чудной негой ночь была полна. И тихий ветерок ветвями кипариса Шумел сквозь сон, как будто, надо мной, И ароматы роз ко мне неслися, Вдали шумел немолкнущий прибой. Гигантов-гор немые очертанья Виднелись мне в том сумраке ночном. Я был один и весь в свои мечтанья И сладостные грёзы погружен. И думал я: «Ты ль это, о Таврида, Страна былых, низвергнутых богов, Где некогда богиня Артемида Имела храм близ этих берегов? Ты ль та страна, где жрица молодая Томилась столько лет в печали и слезах, С глубокой горечью и плачем вспоминая О тех покинутых родимых берегах?»

28 февр<аля> 1892

Ночь («Месяца тихого блеск…»)

Месяца тихого блеск, Шум набежавшей волны. Моря немолчного плеск. Горы безмолвья полны. Всё так прекрасно вокруг Мир весь заснул в тишине. Но отчего же, мой друг, Грустно и горько так мне? И отчего в эту ночь Горе мое и тоску Дальше и от сердца прочь Я отогнать не могу? И отчего же меня Воздух так давит ночной? Весь я – как будто не я, Сам я как будто не свой.