— Зачем ты пришел? — без промедления спросил худой, чуть ли не истощенный молодой человек. В шелковой рубашке с манжетами и вышитых атласных панталонах, он, словно сошел с картины прошедших столетий, и выглядел бы приятно, даже привлекательно, если бы не изнуренный, печальный вид и не усталость в глазах, под которыми залегли темные круги. Он выглядел так, будто некий тайный вампир выпил из него все жизненные силы, но не стал убивать до конца.

Вопрос, которым встретил меня незнакомец, в других устах прозвучал бы далеко не любезно, но на этот раз был произнесен таким тихим обессиленным голосом, что за оскорбление его принимать простаки было нельзя.

Вместо ответа я указал на вывеску возле дверей, на нее как раз упал свет лампады и выхватил три слова «всегда будет так», а остальное потонуло в разросшемся зеленом кружеве плюща.

Незнакомец тоже взглянул на вывеску так, будто видел ее впервые после долгих-долгих лет и обреченно вздохнул.

— Уходи, — то ли приказал, то ли посоветовал он и хотел добавить к сказанному что-то еще, но тут из-за его спины ловко и грациозно, как красивая, белая кошка, вынырнула изящная девушка и положила длинную, слишком длинную и тонкую ладонь ему на локоть.

— Люциан, — мягко, но настойчиво произнесла она. — Пусть он войдет.

Что-то она не договорила вслух, но я четко уловил всего несколько слов, которые она пыталась передать мысленно: «он один из наших».

Может, мне всего лишь это показалось. Может, это усталость и темнота сыграли со мной дурную шутку, и я подумал, что хоть Люциан и выглядит молодо, но во взгляде у него такая усталость, будто за плечами у него остались столетия.

— У таких существ, как ты и они, глаза выдают возраст, — шепнул кто-то, ловко запрыгнувший ко мне на плечо, и девушка насторожилась. Она окинула меня внимательным взглядом и с улыбкой представилась.

— Я — Колетт, вы будете видеть меня не часто. Я всего лишь всегда следую за тем, кто…

— Ты нарушаешь условия договора, — быстро прошептал Люциан, и Колетт тут же замолчала, но ее тонкие длинные пальцы сжали локоть Люциана так, что ему, наверное, стало больно.

В отличие от изнеможенного, словно обескровленного спутника, у девушки был цветущий и сияющий вид. Какое разительное отличие. Люциан выглядит слабым и больным, а Колетт здоровой и полной жизненных сил.

— Проходите, — пригласил меня Люциан без особого энтузиазма, будто его вынуждали впустить в дом чужака. Колетт куда-то неуловимо исчезла, хотя я не видел, как она уходила.

— Вы ее тоже видели, а это не к добру, — словно заметив мои сомнения, прошептал Люциан и уже громче добавил. — Наверху есть свободная комната, вы можете расположиться там, но прошу вас, не задерживайтесь в этом месте надолго.

— Я останусь всего на одну ночь, а потом уйду, — поспешил утешить его я, но Люциан только тяжело вздохнул.

— Ради всего святого, не разговаривайте с Колетт, конечно, только в том случае, если вам удастся снова увидеть ее, — предупредил он и сунул мне в ладонь маленький медный ключик. — Ваша дверь последняя в коридоре, влево от лестницы.

Кожа Люциана показалась мне холодной и сухой, словно я коснулся руки мумии. И голос его доносился до меня откуда-то издалека, словно со дна могилы или из других, безвозвратно ушедших и далеких времен.

— Запритесь на замок на ночь, — посоветовал он, прикрутил фитиль лампады, чтобы она не слишком ярко сияла, подхватил со стола какие-то книги и то ли исчез, то ли скрылся в проеме одной из приоткрытых подвальных дверей. Во всяком случае, я не слышал ни звука шагов и не видел его удаляющийся фигуры. Он просто сгинул в пустом доме, оставив меня одного с медным ключиком от спальни и далеко не лучшими пожеланиями на ночь. Я уже стал подумывать о том, не уйти ли мне сразу же из этого дома, а то еще, чего доброго, попаду в разбойничье гнездо или в очередное убежище злых духов, которые смогли отыскать укромное местечко даже в самом центре Виньены, но уходить сейчас мне было некуда. Нельзя же ночевать под открытым небом, тогда меня уж, точно, примут за бродягу и снова начнут навязывать благотворительность короля. Мне не хотелось ночевать в каком-нибудь выделенном специально для неимущих приезжих сарае, поэтому я остался в странном доме. Все равно, двоих призрачных жильцов было не видно, значит, и беспокоить меня они не станут. Конечно, впустили меня без особого радушия, но разве имеет это значение, когда я так устал, а сумка с колдовской книгой превратилась в непосильную ношу и нещадно оттягивала плечо.

Поблагодарить за гостеприимство было некого, хозяева уже исчезли и вряд ли были бы рады, если б я стал их разыскивать, чтобы сказать «спасибо» или по какой-либо другой причине. В этом пустом мрачном доме я был предоставлен самому себе.

Плющ протискивался в разбитые окна и мягким, вязким покровом обволакивал стены. Зеленая поросль фестонами висла на оконных рамах, пробивалась меж трещины в половицах и даже туго обвивала единственную, болтающуюся где-то высоко над узкой деревянной лестницей люстру. Я обратил внимание на то, что люстра здесь не хрустальная, а свечная, старинная, какие можно было увидеть, наверняка, только в рыцарских замках много веков тому назад. От редких предметов мебели тоже веяло стариной. Вообще все в доме, как будто было пропитано затхлостью и древними малоприятными тайнами.

Когда-то, несомненно, изящные комоды и шкафы с инкрустацией и сейчас могли бы сойти за редкостные и дорогие, если бы хозяева беспечно не забросили их, предоставив крысам и тараканам возможность облепить ящички красного дерева и устроиться там на жилье. Только тот стол, над которым, как будто повисла в темном воздухе горящая лампа, был нетронут ни плесенью, ни паутиной. Ни одна мышка не смела подскочить к стопкам писчей бумаги и перьям, аккуратно разложенным на столешнице. А еще там блестели какие-то странные, непонятного назначения предметы, меж которых зловеще скалился гладко отполированный человеческий череп.