– Мы...
– Линда с ужасом взглянула на брата, - ты хочешь сказать, что мы... все те, кто остались здесь, мы единственные, кто выжил?..

– Не знаю... мы ничего не знаем...

– Это все он... это Кай?..

– Макс...
– поправил сестру Джон.
– Да, нам кажется, что он замешан в этом. Вчера он лишил нас ядерного щита... а сегодня мы подверглись атаке!..

– Ужасно... это все ужасно... Прости меня... я... я не знала. Я защищала его, потому, что верила ему... Я была не права... Я ошибалась...
– с жаром начала Линда, но ком застрял в ее голосе и речь прервалась приступом плача.

Джон наклонился над сестрой и поцеловал ее в щеку.

– Все нормально... мы все ошибались... Мы все недооценивали размеры той угрозы, которая была... Но все это уже в прошлом и нам остается только быть здесь и ждать. То, что мы живы, то что мы находимся вне зоны прямого воздействия радиации это уже хорошо, это уже что-то...

– Но сколько людей сегодня погибло, Джон?! Сколько погибнет еще...

– Мне пока не известны случаи, чтобы кто-то погиб, по крайней мере у нас в городе. Мы не попали в зону прямого удара, поэтому все травмы или ранения так или иначе связаны лишь с попаданием в людей стекол или каких-то других фрагментов, брошенных взрывной волной. Жители были эвакуированы в несколько старых бомбоубежищ...

– Сколько времени мы будем здесь еще находиться?

– Если бы я знал, Линда... если бы я знал... Мы не знаем масштаба загрязнений там, не знаем кончено ли все уже или только началось. Здесь есть запас консервов и питьевой воды на несколько месяцев, есть топливо для дизельных генераторов, есть необходимые медикаменты, но сколько это все будет продолжаться, могут сказать только они...

– Они это кто?

– Там, с той стороны, - Джон кивнул на темную металлическую дверь, - там находятся Чарли и команда солдат. Поскольку никакую связь установить невозможно, они выдвинулись на разведку в соседний город. Если все будет нормально, к вечеру они вернутся к нам и все нам расскажут.

Линда ничего не ответила. Она снова легла на кровать и закрыла глаза. От напряжения у нее снова разболелась голова. По ее просьбе Джон принес ей намоченное в воде полотенце. Она положила его себе на лоб и вскоре заснула крепким сном.

Когда в металлическую дверь начали колотить, было уже почти десять часов вечера. Грохот был таким громким, что где-то одновременно заплакало сразу несколько детей. Линда открыла глаза и, не сразу понимая где она и что происходит, посмотрела на стоявшего над ней брата, он, точно так же, как и все в этот момент, напряженно всматривался в мрачную тяжелую дверь, ведшую из убежища наружу. Джон кивнул полицейским и двум военным, подошедшим к нему и вся группа, надевая на ходу противогазы, вплотную подошла к высокой, метра два с небольшим высотой, гермодвери.

– Кто там?
– крикнул Джон. Но ответа не последовало. Эхо его голоса, ударяясь о тяжелые бетонные стены, разлетелось по убежищу и исчезло где-то в темноте.

– Они не слышат. Дверь слишком толстая!
– различила Линда голос другого говорившего. Это был Стронгвуд.

– Кто там?
– крикнул Джон еще громче, но и на этот вопрос не последовало ответа.

– Открывай, мы прикроем!
– Стронгвуд достал из кобуры пистолет и прислонился к стене. То же сделали и остальные полицейские. Один из военных, в бронежилете, снял с плеча винтовку, передернул затвор и сел в проходе на колено, целясь в центр двери.

Джон схватился за большое колесо ручки запорного механизма и начал его вращать. Несколько секунд был слышен громкий пронзительный скрип. Кто-то из людей встал и быстро направился в противоположную сторону убежища, подальше от входа. Кто-то, наоборот, сделал шаг вперед, чтобы лучше видеть то, что происходило у двери. Вот скрип прекратился. Ручка дошла до упора и остановилась. Дверь была отперта. Джон повернулся и посмотрел в стекла противогаза Стронгвуда. Тот беззвучно кивнул ему и направил свой пистолет на дверь, подтверждая готовность встретить тех, кто был там. Джон схватился за ручку, сделал глубокий вдох, уперся ногой в стену и с силой потянул ее на себя. Дверь заскрежетала жутким металлическим гулом. Кто-то вскрикнул, кто-то снова заплакал, кто-то ушел еще дальше от входа.

За дверью было темно и поначалу невозможно было ничего разглядеть. Лишь видно было, как трепетала на ветру подсвеченная фонарем высокая трава. Джон отпрыгнул назад и достал фонарь. Луч осветил мелкие частички пыли, улетавшие из убежище наружу.

– Кто здесь?
– послышался его невнятный в противогазе, но громкий голос.

Несколько секунд была тишина. Несколько секунд все всматривались и вслушивались в то, что было там, с той двери. Вдруг, совершенно неожиданно, оттуда послышался громкий смех. Здоровый человеческих смех нескольких человек. Яркий луч фонаря ударил в лицо Джону и он попятился назад.

– Стой, буду стрелять!
– заорал Стронгвуд, напряженно тыкая пистолетом туда, откуда светили фонарем.

– Не стреляйте! Свои! Свои!
– закричал с улицы чей-то голос и в дверях появилась фигура Чарли Салмона, без противогаза, без оружия, лишь с фонарем, который он выключил, видимо, чтобы его лучше могли разобрать те, кто смотрел на него изнутри. За ним, тоже улыбаясь и, видимо, находя что-то веселое во всей этой напряженной сцене с людьми в противогазах, стояли двое военных. Один тихо сказал что-то другому и тот слабо помахал испуганным полицейским рукой.