— Не врешь?

Сонные глаза дежурной при ярком свете из темно-карих стали темно-синими.

— Вру! — как мог сконфуженно признался Ник. — Но мне действительно необходимо найти ее сейчас, ночью. Нет, правда!.. — он заикался, он комкал в руке заранее приготовленную десятидолларовую бумажку, но так и не положил ее на полированный барьер. — Пожалуйста, прошу вас, это очень, очень важно!

Учетные книги были заперты в сейф. Ник, легко перескочив барьер, стоял за спиной девицы, пока та тыкала и никак не могла попасть в скважину большим ключом. Он хотел спросить, как ее зовут, но остановил себя вовремя. У дежурной, несмотря на нездоровую полноту, было приятное лицо и очень красивые розовые пальчики — маникюр с бесцветным лаком, ноготки короткие, такие с виду симпатичные. Нажимая на массивную рукоятку сейфа, она чуть высунула кончик языка и скинула левую мягкую туфлю. Босой ногой потерла другую ногу.

— Выписалась она! — развернув нужный журнал, сказала дежурная и показала пальчиком соответствующую строчку. — Вчера днем!

— В котором часу?

— В четыре! — дежурная захлопнула журнал. — А ты с мамой приехал? — Она посмотрела на него мутноватыми жадными глазами. — Мама твоя спит, наверно? — она пересела со стула на диванчик, стоявший тут же за барьером, и поиграла пальцами по темной обивке. — Пойдешь ее будить?

Он ничего не ответил, очень медленно он повернулся и большими шагами пошел вверх по лестнице. Он услышал, как дежурная скрипнула зубами, или это был звук пишущего пера.

— Погоди! — сказала она за спиной. — Погоди… я знаю, куда она уехала… Ее увезли…

Ник остановился. У его ног была белая пустая кадка. Из кадки, наверное, только вчера вынули высохшую пальму.

— Желтый «оппель»? — спросил он, не поворачиваясь.

— Иди сюда! Тебе это очень нужно?

Он спустился назад по ступенькам, стараясь ступать как можно тише, но на этот раз не перепрыгнул барьер, а обошел его, присев на краешек дивана, заглянул ей в лицо.

— Сколько тебе лет? — Вблизи были видны трещинки на губах дежурной.

— Достаточно… Ты не ответила, это желтый «оппель»? Кто ее увез?

— Я думаю, ее не отпустят… Они за этот сезон еще ни одной бабы не отпустили.

— А что тогда?

— Продадут! — дежурная пожала плечами. — Не знаю. Продадут, конечно, что еще с ней делать. Я еще удивилась, обычно русских берут.

— Русских?

— По крайней мере, белых, а эта черная. Как тебя зовут?

— Может, не надо, как зовут? Давай без имен.

Послушно Ник опустился на диван, он не сопротивлялся. Ее руки, осторожные, влажные, были даже приятны. Он нашел взглядом маленький щиток под барьером и смотрел только на него, он почему-то думал, что если перекинуть крайний левый тумблер, то опять в вестибюле вспыхнет разом повсюду свет.

— Они отвезли ее на турбазу…

— Где это?

Уже застегиваясь, он стоял возле диванчика, а эта бесстыжая полная девица сидела перед ним, раскинув голые жирные ноги — выдувались сетью на ее левом бедре синие болезненно полные вены — и даже не пыталась прикрыться.

— Они девок увозят на турбазу, это в сторону Сухуми десять километров, но ты туда без путевки не попадешь все равно. И я тебе скажу, не лезь. Они думать не будут, зарежут тебя, а маму твою продадут…

— А что там, на турбазе?

— Я не знаю… — она накинула на колени свою синюю форменную рубашку, так что осталась видна только одна полная голубая вена на лодыжке. — Раньше каким-то бизнесом занимались… Теперь не знаю, — она всхлипнула и сказала вдруг совершенно другим, детским, печальным голосом: — Мальчик, увези меня отсюда!

— Кого? Тебя?

Ник стоял уже у лестницы, он почти ушел, но не смог не обернуться. Темно-синие глаза дежурной моментально оказались какими-то болезненными и сырыми. Ведь только что они были маслянисто-ненасытными, жадными.

— Увези как-нибудь? Я хочу от войны уехать! Понимаешь?..

Пиная белые пустые кадки, он пошел дальше по лестнице, вверх. Он стоял уже на площадке второго этажа, когда каскадом несколько раз подряд вспыхнул и погас внизу яркий свет. Легко было представить себе прикушенный от горя и разочарования полный рот, пальчик судорожно и бессмысленно перебрасывающий тумблер.

Со всего размаха Ник ударил ногой пустую белую кадку. Кадка треснула и, повалившись набок, немного прокатилась по мягкому ковру.

Ли сидела на краешке постели, у ее ног стоял уже собранный рюкзак. Она крутила в пальцах веревку, то завязывая, то опять распуская маленький узел.

— Зачем ты так долго? — спросила она, и в голосе матери не было уверенности. — Ты выяснил что-нибудь? Где ты был столько времени? — Пальцы окончательно затянули узел. — Ты меня напугал. Я думала уже…

Ник покивал.

— Ее увезли вчера днем. — Он стоял и смотрел на мать. Перед глазами все еще вспыхивали зеркальные лампы нижнего вестибюля. В эту минуту он ненавидел ее. — Когда мы пришли, она была еще здесь. Ее увезли, когда ты стояла под душем, — сказал он после некоторой паузы. — Вчера.