Сердце ночи
вернуться

Лопатто Михаил Осипович
Шрифт:

<1923>

«Отель, два бара, банк, антикитэ…»

Отель, два бара, банк, антикитэ И дыма над Везувием воронка. Гора как мамонт, снящийся ребенку, В морщинистой дебелой наготе. Решетка сада, пальмы, Антиной, Трескучий говор, рев рожков, трамваи, И фиг лотки, и море за стеной. Я понемногу робко вспоминаю: Здесь проходил я в этот ранний час — Когда? В Неаполе ведь я впервые! Здесь останавливался много раз, Воспоминанья вспомнив круговые. О счастье! Я еще увижу вас, Здесь путником бредя счастливым, И море с тихо плещущим приливом, Везувий, бронзу, пальмы, улиц чад. И вновь мне приоткроется круженье Миров и сладостный всего возврат, Чтоб воплотиться через миг в забвенье И так блуждать под солнцем наугад.

<1924>

Бред галерей

О перебой тревожных излучений, Неутоленных теней пестрый гам! Со всех сторон назойливо из рам Здесь гения оспаривает гений. Здесь пьяный Рубенс рядом с фра Беато, Легчайший Липпи, темный Тициан. Зевак приплывших из далеких стран Стада, всегда спешащие куда-то. Уйдем скорей! есть храмы и часовни Лепящихся по кручам деревень. Послушаем орган, присевши в тень. Мадонна кротче, отрок здесь любовней. Тогда как отзвук стонущий хорала Тех, кто забвенье жаждал одолеть, Готовя тайне хрупкой формы сеть, Прорвется жалоба, что жизни — мало.

<1923>

СОНАТИНЫ

«В рюмке светлой предо мною…»

В рюмке светлой предо мною Брызжет, пенится вино.

Пушкин

В рюмке светлой предо мною Брызжет, пенится вино. Льдистой сковано струею, Рои искр рождает дно. Ум мой ясен, мне не спится, Заплыла, дрожа, свеча. Полночь бьют часы ворча. Гость за стол ко мне садится. И рукой слегка дрожащей Гостю рюмку я налью. Сердце радостней и чаще В грудь колотится мою. Кто ты, чьею вызван силой К жизни из небытия? Что таишь ты от меня, Призрак женственный и милый? Гибель, счастье ли, измены — Что пророчишь мне без слов? Острой бритвой вскрыть ли вены Ложной жизни ты готов? Иль на запах наслажденья Рвешься, памятью смущен, Волей злой осилив сон Фосфорического тленья? Если ты забвеньем мучим, Брат мой милый и двойник, Пусть причастье струй шипучих Жизнь в тебя вдохнет на миг! Но свеча уж догорает, Блекнет ночь, поет петух. Тайный гость мой исчезает, Грустен, женственен и глух. Тих весь дом, любви звездою Вдруг волшебно зажжено, Брызжет, пенясь предо мною, В рюмке светлое вино.

<1923>

«Весел и ясен твой дух…»

Весел и ясен твой дух. Чем же смутился ты вдруг? Малостью ранен какой? Жалостью, негой, тоской? Слишком темна и тепла Эта тревожная мгла? Или владеет тобой Ропщущий вечно прибой? Гулом и плеском волны Сонные уши полны. Мы ночевали у вод. Слышишь, цикада поет. В зеленоватую рань Легок и радостен встань. С лепетом трав и ветвей Трепет предчувствия слей. Видишь, из мертвенных вод Солнце медяно встает.

<1921>

Охотник

За окном туман как вата. Прожит день, еще один. Старый друг мой, пес лохматый, Щурит взор свой на камин. Оба дремлем, оба знаем Все, что в жизни знать дано. Не смутим напрасным лаем Тишины. Ведь все равно Распадется в жар полено, Тени лягут на портрет, И до ранних звезд из плена Нам не вырваться на свет. В полусне перебираю Каждый месяц, каждый день, Об ушедших вспоминаю, О тебе, родная тень. Завывала в поле вьюга, Стекла вздрагивали туго, Мы сходились на пиры. Как дышали розы югом, Как нас нежили ковры! Вырез бархатного платья, Кожа матовая плеч. Поцелуи и объятья И замедленная речь. Обнимала, целовала — Счастье было навсегда — И потерянно шептала Ослепительное «да». Где ты, друг незаменимый, Твой смешливый карий взор? Голос твой умолк любимый, Опустел мой дом и двор. Стало вдруг холодновато. Тускнет пепельный камин. Спи и ты, мой пес лохматый, Как уснет твой господин. Но чуть солнце в щель проглянет, Пес разгонит лень мою. За рукав с постели тянет, То бросается к ружью… Вся в нежданности охота. Уж пастух выводит скот. Облака, леса, болота, Буйный выводка полет. Мы пройдем по бездорожью. Только спустимся с крыльца, Дрожью счастья, жизни дрожью Наполняются сердца.

<1958>

Луна на вилле

Эфирной стужи Свирельны трели. Фиалок запах — Каймы террас. Зеркальны лужи. Заиндевели Олив курчавых Сухие листья. Чернь кипариса Над кубом зданья Томит, томясь. Твой голос дрогнул. Каким желаньем? Открой балкон. Все серебристей Вдоль при дороге Кусты нарциссов И анемон. Тускнеют ромбы Полей чернильных. Озябшим нимбом, Ртутью пыльной Валы взволненных Холмов жужжат. Уступы сини. Лощины мглисты. Заворожено Застыл в пустыне Стеклянный взгляд. Ни слов, ни свиста, Ни сдвига линий, Ни поцелуя. Восторг Дианин — Холодный жар. Твой голос странен И полн, тоскуя, Летейских чар.

<1923>

Сны

Я верил ясно, что вы живы, Что слух о вашей смерти — вздор. Ваш локон бледный и счастливый, Прекрасный рот и синий взор Без удивления я встретил, Благославляя ваш приход, — Лишь вскользь отчетливо заметил, Что комната темна, как грот, В гостинице пустой, убогой, Что дождь шумел и в окна бил. Но накопилось слов так много, Что я встревоженно спешил. Мы шли потом во тьме по молу. Чернела рябью моря гладь. Мне странно было локоть голый Рукой озябшей пожимать. Я в очертаньях видел милых Смущенья тень, я слышал стон, И вдруг я понял, что не в силах Вернуть вам жизни легкий сон. Лишь редко в полночи слепые Воскреснет облик ваш во мне. По-детски плакал я впервые Не наяву и не во сне. Заокеанский пароход Скользил, светясь во мгле лиловой, Как призрачный Харона плот. И в мире мертвом одинок Я заслонить тоской суровой Глубин отчаянья не мог.

<1923>

«За кисейной занавеской…»

За кисейной занавеской Лампа синяя сияла. С книжкой на коленах в детской В ожиданье милой мамы Робко девочка мечтала Об огнях и платьях бала, Забывая о метели, Что по трубам завывала. Наверху играли гаммы, Сани по снегу скрипели, Бубенцы в дуге звенели. Быстро сутолокой стройной Дни сменялись в сладкой лени, В тишине, тепле, веселье. Ангел светлый сновидений Ночью реял над постелью… Стало в мире беспокойней. Быстро годы пролетели. Где та девочка, жива ли? Вижу светлые косицы, Вазу, ноты у рояля. Или все мне только снится? Быстро годы пролетели, Иссушили дух печали, Запорошили метели. Где тепло родных объятий? Лампа тухнет, песни спеты, Жизнь моя уж на закате… Ангел мой крылатый, где ты?