Сердце ночи
вернуться

Лопатто Михаил Осипович
Шрифт:

<1927>

МУДРОСТЬ

«Запомни имя мое: Виргиний…»

Запомни имя мое: Виргиний. Я не гость, не хозяин — лишь имя. Смерти жилье покинь без печали. Сладки в полдень прохлада и тень. Солнце — жизнь. Если жаром Жизни пришел сюда обожженный, Легким ступай, меня называя: Радуйся, путник, ты средь живых!

<1924>

Мавзолей

О жизни круг, очерченный умело Рукою живописца на стене! Здесь школьник, наклонен к таблицам, свиткам, Косится на сквозящий солнцем сад. Здесь отрок, он со псами за дичиной, Здесь юноша, он правит бег коней. Вот сам родитель, он — в кругу своих. Там мудрый, слов остря клинки, В венке жасминном на попойке он. Все тает, пусть, но завершать так сладко В гармонию случайной жизни круг.

<1924>

ЛАМПАДА ПСИХЕИ

Посещение

Шелест, веянье, касанье Серебристых прохладных крыл. Сладким был мрак, словно сиянье, Тайный гость тебя осенил. Ты мед густой пила из кубка Полураскрытых томных уст. Под крышей до зари ворковала голубка, И рдяной розой обагрился куст. Легкий гость на жарком ложе. Нежность линий угадала рука, Замирая в тайной дрожи: Радость чутких касаний легка. Но, жаждой новою томима, Над спящим наклонилась ты. Кто он, волшебный и незримый, Явитесь, Лика четкие черты! Вдруг опрокинулась лампада, Горячим маслом обожжено бедро. С трепетным плеском крыл скрылась отрада, В залог оставив легкое перо.

<1920>

Царевна

Опалы круглых островов Над гладью блекло лиловели. Сливались звонкие свирели С веселым блеяньем стадов. Царевна руку подняла: Заря прости из вод сияя, Коринфа бухта золотая И шелест легкого крыла На ложе сонном пуховом! Мой путь неверен и опасен, Но друг пленительный прекрасен И роком робкий дух влеком. Уж портик, лестницы и дом Не видны в розовой дали. Покинув заводь, корабли Подняли парус шаткой воли. Душа, ты странница, не боле, По скорбным прелестям земли. Садов блаженных сизый дым Стекает к сини вод отлого. Пером воздушного залога Твой путь таинственно храним. Не тронет нежных щек загар, Не сломит тела жар истомой. Плеск крыльев сладостно знакомый Незримо веет негой чар.

<1920>

Вечер

Долго ты, душа, блуждала За мечтой из края в край. Ноги движутся устало. Вечер ясен, близок рай. Счастья нет, а есть томленье И тревога и покой. Слышно сладостное пенье За туманною рекой. Проплывает лодка мимо, Пала на луга роса. Воздух родины любимой Обвевает волоса.

<1956>

НЕДОСТАЮЩЕЕ

Одиссей

Меж звездною синью и сумраком вод, Сияя огнями, плывет пароход. Не слышно машины, притих буйный пляс. Лишь сладостный голос доходит до нас. Сирена гитары коснулась слегка. Над струнами ровно поднялась рука. Люблю я ногтей твоих розовый лак И взор твой, смущавший бесчинство гуляк. А голос — нежнейшая в мире струна! Но сердце — для всех и ничье, как луна. Цветные подушки, твой смех — не поймешь, Любовь ли, измена ль: все призрак, все ложь! Как призрак проплыли в пространстве огни, И сердцу лишь снятся небывшие дни, И пестрые платья, и бархатный жар, И томные взгляды, и трепет гитар.

<1927>

«Всплыла луна над почерневшей кручей…»

Всплыла луна над почерневшей кручей, Зарей тускнея в тине Флегетона. Сквозя в оливках, не томи, не мучай Магнитной лаской сон Эндимиона! Его не взбудит свора гончих лаем. Любовник бледный тленного сиянья, Он ждет, дивясь, что мир неузнаваем, Дремотно полых, острых струй слиянья. Тупые рыбы в заводи застыли Под рябью золотой изнеможенья. Пустеют вены, шепчет рот: не ты ли Бесцветный спектр, лунный луг забвенья? И город наш внизу — потухший слиток, А рокот легкий — прежней жизни эхо. И ты и я — лишь скудный пережиток Того, в чем радости бродил избыток Каскадом игр, звенящих слов и смеха.

<1927>

Гений рода

Очей чудесных блеск случайный Пленил влюбленного ребенка. Прошли года, и дней воронка Всосала память связи тайной. Мечты о подвигах, о славе… Зияли лунные пещеры. Бойцы рубились за химеры, Лесное озеро кровавя. Напрасной щедрости что выше? Бесцельных битв во имя Дамы, Ненужных песен и затиший, В любви всей прихоти упрямой! А сердце все как у ребенка О тайной связи душ тоскует, Сквозь сонной одури воронку Оно очей влиянье чует.