Рист в недоумении смотрел на него.

— То есть задуманного вами убийства? Вы это хотели сказать?

— Прошу вас не вкладывать свой смысл в мои слова, а понять то, что я пытаюсь вам объяснить.

— В таком случае я вас просто не понял.

— Скоро вы увидите это событие совсем в ином свете. Как я вам уже сказал, я был в ту ночь в квартире обер-егермейстера. Я стоял, спрятавшись за портьерой, и видел, как этот бандит Кнуд-Оге Хансен проник в кабинет через веранду. Но в то время господин Мильде был уже мертв.

— Да, и убили его вы.

Американец пожал плечами.

— Если вы все знаете лучше меня, нет Никакого смысла объяснять вам случившееся. Можете считать также, что господин Мильде покончил с собой.

— Это исключено.

— Хорошо. Поскольку вас устраивает только убийство, можете быть довольны, потому что убийца уже у вас в руках.

— Вы имеете в виду Хансена?

— Да, вы располагаете достаточными уликами, его вина почти доказана.

— Но мне показалось, вы только что сказали…

— Что старик был уже мертв, когда Хансен вошел к нему? Совершенно верно. Но если бы он был жив, он оказал бы Хансену сопротивление и, безусловно, пал бы жертвой этого квартирного вора. С моральной точки зрения тут все в порядке.

— Вам так кажется?

— Вне всяких сомнений. Подумайте сами, что значит осудить этого бездельника Хансена за такое преступление. Любой суд присяжных, обладающих здравым буржуазным рассудком, не раздумывая осудит его на основании представленного материала. И таким образом на много лет освободит общество от совершенно ненужной, аморальной и крайне вредной личности. Если же вы теперь позволите ему отделаться меньшим наказанием, предъявив обвинение только в воровстве, то рано или поздно у вас опять возникнут неприятности с этим человеком. Это будет вечная, тяжелая работа для опытных сыщиков, которые могли бы вместо этого заниматься более важными делами. Как преступник он полная бездарность. Серая, тупая масса подобных преступников паразитирует не только на обществе, но и на одаренных преступниках высшего класса. Подумайте сами, почему вы сделались полицейским? Вряд ли вам нужны были деньги. Ваш дом свидетельствует о богатстве. Значит, вами двигала страсть, охотничий азарт. Но какая вам радость охотиться за такой глупой дичью, как Хансен? Он и ему подобные лишь портят вам жизнь и опошляют вашу работу.

Рист внимательно наблюдал за своим гостем. Американец говорил с такой горячей проникновенностью, словно для него было очень важно убедить Риста в своей правоте.

— Похоже, вы хотите облегчить свою совесть, — заметил Рист, — но только она у вас какого-то очень странного свойства.

— Я даю вам свидетельские показания, — ответил гость. — У меня нет никакого желания выступать перед судом.

— А я бы вам этого и не советовал, если, конечно, вы хотите избежать тюрьмы или психиатрической лечебницы. Но вы действительно утверждаете, что явились ко мне, чтобы дать эти свидетельские показания?

— Да. А вы мне не верите?

— Нет.

— Тогда как вы объясните мой визит к вам?

— Это мне еще неясно, но, может, все прояснится, если вы честно объясните мне, как вы проникли в мой дом.

Американец хотел ответить, но вдруг предостерегающе поднял руку и прислушался. Рист быстро положил сигару в пепельницу и хотел встать. Однако предупреждающий взгляд гостя удержал его на месте.

— Мы в доме не одни, — сказал Рист.

— Вы правы, — согласился гость.

Они услыхали странный звук. Он раздавался в соседней комнате, там была столовая, дверь в нее была закрыта. Определить характер звука было невозможно. Вряд ли его издавал человек, скорей он походил на стон животного. Стон повторился несколько раз и затих. Рист еще раньше приготовился хладнокровно встретить, что бы ни случилось, но от этого ужасного звука, этого таинственного то ли стона, то ли крика, в котором слышалась и жалоба и страх, у него заледенела кровь в жилах. Этот стон никак не был связан с тем, что происходило в курительной комнате, но он усилил жуть всей этой невероятной сцены — непроницаемо черная ночь за окнами, бледный убийца, сжавшийся в тени кресла, и это непонятное, предсмертное урчание, донесшееся из соседней комнаты. Однако Рист уже успел одуматься и не поддался любопытству. Он понял, что сейчас американец знает больше, чем он, и не позволит ему сделать ни шага, который мог бы помешать его намерениям. Рист снова затянулся. Сигара еще тлела. Американец одобрительно кивнул и достал из кармана какой-то предмет. Это были карманные часы, дорогие часы старинной работы, которые могли бы составить украшение любой коллекции. Американец положил их на стол и подвинул к Ристу.

— Теперь я лучше вас понимаю, — холодно сказал Рист. — Это одна из самых дорогих вещей в моем доме. А что еще вы украли?

— Я у вас вообще ничего не украл, — ответил американец и стал доставать из карманов вещь за вещью — еще одни старинные часы, эти были золотые, две усыпанные бриллиантами табакерки, бриллиантовое украшение и клинок в ножнах, усыпанных жемчугом.

— Это мои вещи, — сказал Рист. — Все они хранились здесь в ящиках секретера, а вы извлекли их из своих карманов. И вы по-прежнему будете настаивать, что цель вашего визита не имела ничего общего с похищением?

— Да, — ответил американец, — я действительно не собирался ничего у вас красть. Я верил, что когда вы станете пересчитывать свои сокровища, все они будут на месте.

— Может, вы все-таки объясните мне, что происходит там в комнате, ведь вы, без сомнения, знаете происхождение этого ужасного стона.

— Знаю, — ответил американец. — Но мне хотелось бы, чтобы вы сами посмотрели, в чем там дело. Дверь не заперта. Она просто закрыта.

— Похоже, вы знаете мой дом лучше, чем я сам, — заметил Рист.

— В настоящую минуту, безусловно. Нет, нет, не спешите. Дождитесь, пока останетесь одни, а тогда и зайдите в ту комнату. Там горит свет.

Он показал на пистолет.

— Однако прежде, советую вам, снова зарядить пистолет, и держать его в руке, когда откроете дверь. Я вам даю хороший совет. Но дождитесь, пока я уйду. Потому что теперь мне пора.

— Неужели?

— Да, я ухожу, — повторил американец и встал.

Рист огляделся, словно ждал откуда-то помощи.