Шрифт:
Ристу оставалось только удивляться странному стечению обстоятельств, заставившему американца столкнуться в его доме с квартирным вором в ту ночь, когда он сам нанес туда свой подозрительный визит. Конечно, они столкнулись там совершенно случайно, но подозрительно случайно. Опять почему-то преступник низшего ранга пересек путь другого, более важного преступника. Рист был убежден, что квартирный вор даже не подозревал о существовании американца и не имеет к нему никакого отношения. Это выяснилось при его допросе. Вор был слитком недалек и неумен, чтобы ломать перед полицией комедию.
Но когда Рист пытался объяснить себе приход американца, он всякий раз оказывался в тупике. Что мог искать этот американец в вилле работника полиции? Если он явился туда не с целью что-нибудь украсть, то зачем? У Риста не было ничего, что могло бы представлять интерес для такого человека. Может, американец хотел убить Риста? Тогда почему он этого не сделал? В его распоряжении было больше часа. Или он действительно надеялся убедить Риста в том, что дело следует закончить осуждением Хансена и не копаться в нем дальше? В таком случае американец наивно просчитался, потому что после этой странной ночной встречи Рист тем более был намерен углубиться в этот таинственный лабиринт. Нет, вряд ли у американца было это на уме… Оставалось поверить ему на слово: его странный поступок объяснялся желанием удивить противника, испытать напряжение, какое дано испытать далеко не каждому, совершить безумный поступок, насладиться извращенной игрой со смертью и гибелью. Этот час, проведенный Ристом ночью с американцем, казался ему теперь нереальным: дом, окруженный тишиной, настороженная темнота за окнами, худая белая рука преступника на полированной столешнице, настороженные птичьи глаза на прятавшемся в тени лице и вообще все эта картина непостижимым образом переплетенная с кровавой жутью убийства… Ристу до смерти хотелось еще раз встретиться с этим преступником, хотя существование и присутствие этого человека несомненно грозило опасностью.
В одиннадцать часов Рист встретился с профессором Арвидсоном. Выслушав рассказ Риста о событиях этой ночи, профессор по-своему объяснил визит к нему американца — такое объяснение Ристу в голову не приходило. В этот день профессора Арвидсона словно подменили. Еще на лестнице, поднимаясь к нему в квартиру, Рист встретил человека, встреча с которым показалась ему случайной, однако позже он вспомнил о ней и она предстала перед ним уже в другом свете. Поднимаясь по старинной, благородной лестнице в доме господина Мильде, Рист невольно вспомнил ночь, когда произошло убийство. Он так и видел, как убийца выходит из двери, спускается по застеленным ковром ступеням, опираясь рукой на резные перила из красного дерева.
В добром свете этого мирного утра подобное воспоминание казалось ему гротескным, извращенным. На медной дощечке у двери еще было выгравировано имя убитого: Мильде, обер-егермейстер.
Как раз когда Рист проходил мимо этой двери, взволнованный тяжелыми воспоминаниями, он услыхал, как дверь в квартире на втором этаже открылась и закрылась, на лестнице послышались медленные, тяжелые шаги, словно кто-то с трудом переставлял ноги. Этот кто-то вышел из квартиры профессора Арвидсона. Проходя мимо, Рист сразу узнал его. Это был банкир Гуггенхейм. Весь город знал этого сутулого, крупного человека с сероватым лицом и астматическим дыханием. Широко открытые, большие, черные, как колодцы, глаза уставились на Риста, однако без всякого любопытства. Сам не зная почему, Рист взглянул на часы, было ровно одиннадцать. Самое рабочее время, подумал он. Там, в городской лихорадке, миллионы крон ждут своего перевода с одного счета на другой, а этот человек, этот финансовый воротила, чье астматическое дыхание возвещает приумножение или гибель многих состояний, спокойно спускается по лестнице дома, стоящего в стороне от гущи жизни. На это должны были быть свои причины.
Профессор Арвидсон был не похож сам на себя. Такого Арвидсона Рист видел только у него на работе, в больнице, в палатах, где он боролся за жизнь своих пациентов. Нервозная сосредоточенность, растерянность, которые отличали профессора в последние недели, совершенно исчезли, уступив место решительному, исполненному силы спокойствию. Профессор складывал в саквояж последние вещи, упакованный чемодан уже стоял на полу, на нем лежал плащ и плед.
— Вы далеко собрались? — спросил Рист.
— Я сейчас еду на Фюн.
— Один?
— Да.
— Хотите навестить Мариелюнд, имение покойного?
— Не совсем. Хочу просто несколько дней пожить поблизости. Но об этом никто не должен знать.
— Я понимаю. — Рист показал рукой на дверь. — А что он здесь делал?
— Кто, Гуггенхейм? — Профессор наморщил лоб, этот вопрос явно был ему неприятен. — Он заходил ко мне по личному делу.
— Должно быть, это очень важное дело, если Гуггенхейм выбрал для своего визита самое рабочее время? Кажется, он был другом господина Мильде?
— Я не знаю никого, кто мог бы назвать себя другом банкира Гуггенхейма. Мильде хорошо его знал. Он принадлежал к тому кругу, которому банкир симпатизирует.
— Если не ошибаюсь, в день убийства Гуггенхейм вместе с вами пришел сюда и видел убитого Мильде?
— Да, в то утро нам случайно оказалось по пути. Банкир предложил подвезти меня в своем автомобиле.
— И Гуггенхейм выплатил господину Мильде накануне сто тысяч крон в английской валюте.
— Да, банк Гуггенхейма.
Рист задумался на минуту, потом спросил:
— Сегодняшний визит к вам Гуггенхейма связан каким-то образом с убийством?
— Я же сказал вам, что Гуггенхейм приходил ко мне по личному делу, — ответил профессор. — Не спрашивайте больше об этом. И не забывайте, что я все-таки врач.
— А у меня есть для вас интересное сообщение, — сказал Рист. — Сегодня ночью я видел убийцу.
Профессор молча поднял на него глаза, никак не обнаружив своего удивления.
20
Озарение профессора