— Стахурский! — воскликнул Карпинский таким сильным голосом, что казалось непонятным, как он рождается в этой щуплой груди. — Стахурский, дорогой мой, так значит вы живы? — Он; порывисто обнял Стахурского, расцеловал его и так же громко, с радостным возбуждением продолжал: — Ну, все остальное потом, а сейчас прежде всего открою вам свои карты: кто сюда вошел, тот уже не выходит. Я — Синяя Борода двадцатого века, или, вернее, послевоенного периода. Инженер Стахурский, вы зачислены в кадры наркомата. Вы демобилизованы?

— Да, — улыбнулся Стахурский.

Профессор нажал кнопку, и в просвете полураскрывшейся двери показалось лицо секретарши.

— Позвоните в отдел кадров, чтобы они заготовили документы для инженера Стахурского. Он зайдет к ним оформиться через пятнадцать минут.

— Слушаю, Михаил Иванович.

— И не говорите ничего! — прикрикнул профессор на Стахурского, хотя тот и словом не обмолвился. Если вы уже где-нибудь завербовались, все споры с другими наркоматами беру на себя. Если вы не согласны, за пятнадцать минут берусь вас убедить. Если имеются еще какие-нибудь препятствия, ни одно из них не будет принято во внимание. Считайте, что это мобилизация.

— Михаил Иванович! — смеясь, сказал Стахурский, с восхищением глядя на учителя: он ничуть не изменился, даже стал еще более подвижным. — Я как раз и пришел к вам проситься на работу. Только с одним условием.

— Принимаю заранее. — Но профессор нахмурился. — А какие условия?

— Прошу не оставлять меня в аппарате, а отправить на строительство.

Профессор крепко пожал Стахурскому руку. Потом он поставил свой стул рядом со стулом гостя, положив на его колено узкую руку с тонкими пальцами.

— Ну, рассказывайте. Значит, вы были мобилизованы в июле сорок первого года. После этого…

Раздался телефонный звонок. Профессор, не поднимаясь, взял трубку.

— Здравствуйте, Николай Васильевич! Хорошо. Жду вас в половине третьего. — Он положил трубку и сделал широкий жест, указывая на горы кальки: — Вот видите: сто восемнадцать проектов мы утвердим до понедельника. А во вторник сто восемнадцать объектов начнут жить. И только на шестьдесят три из них назначены начальники строительства… Шестьдесят четыре, — поправился он, с улыбкой взглянув на Стахурского. — Остальных надо разыскать до понедельника, то есть за четыре дня. Ну, рассказывайте. Значит, вы ушли на фронт в июле сорок первого…

— Где же вы раздобудете столько инженеров до понедельника?

— Ужас! — крикнул профессор и засмеялся. — Найдем. Вас же нашли. — Снова зазвонил телефон. Он сорвал трубку. — Нет. Передайте, пожалуйста, наркому, что я этот проект отклонил. — Положив трубку, он крикнул: — Ах, Стахурский, вы себе не представляете, что творится на свете! Когда я вернулся в прошлом году из эвакуации, то пришел к наркому и сказал: «В такое время деканом может быть какой-нибудь из ветеранов войны — инвалидов, а меня надо направить на строительство». В наркомате сразу согласились и в тот же день отозвали из института. Но на другой день назначили меня заместителем наркома. Это черт знает что! — Он крикнул так, словно именно Стахурский был виновен в том, что Карпинского не отпустили на производство. — Вы понимаете? Мне говорят: мы не можем вас послать на одно строительство, вы должны руководить тысячью строительств. А? Как вам нравится? — Зазвонил телефон, и Карпинский взял трубку. — Хорошо. Позвоните секретарше, ее зовут Верочка, и скажите, чтобы выправили документацию. — Он опустил трубку и снова положил руки Стахурскому на колени. — Рассказывайте, Стахурский. В июле сорок первого года…

— Минуточку, Михаил Иванович! Я совершенно согласен с тем, что руководить должны люди, которые умеют работать.

— Вы говорите так, потому что не вас срывают с работы, а если бы разговор зашел о вас…

— Простите, Михаил Иванович, я сейчас вам докажу.

Телефон зазвонил. Стахурский снял трубку и подал ее профессору.

— Алло? Чудесно! Когда? Ура! Скажите, чтобы через час была машина, и я поеду сам. Сам буду принимать, осмотрю каждую доску и весь брак отправим обратно. — Он бросил трубку и с видом победителя поглядел на Стахурского. — Состав — сорок вагонов с пиломатериалом — прибыл в наш адрес. Заканчивайте вашу мысль.

Стахурский сказал:

— Если бы разговор шел только о том, что надо восстановить разрушенное, то без таких, как вы, руководство могло б обойтись. Но одновременно надо начать грандиозное строительство новых объектов, которое даст возможность стране сделать скачок вперед. Если смотреть в будущее, то вы не правы, Михаил Иванович.

Карпинский ласково потрепал Стахурского по колену.

— Верно, — сказал он тихо, — верно, мой дорогой. Мы строим коммунизм. Рассказывайте, Стахурский. Мне надо знать все, что с вами произошло за эти четыре года.

Дверь бесшумно открылась, и на пороге появилась секретарша.

— Михаил Иванович, — сказала она строго, — вы сегодня еще не завтракали. Забыли, что вам велела Галина Андреевна? Вы должны съесть простоквашу и крендель с маслом.

— А! Да, да, Верочка, две простокваши и два кренделя. Клянусь бородой пророка, что он тоже не завтракал. А?

— Не завтракал, — признался Стахурский, — только выпил рюмку водки. Меня угостил Никифор Петрович.

— А! Наш Никифор! Он меня тоже заставил выпить на «добро пожаловать», когда я вернулся. Ох, и попало же мне тогда от Галины Андреевны! Верочка! Пусть нам принесут из буфета еще одну простоквашу!