Всю жизнь мечтал!

— Отказаться нельзя! — заторопилась Сани, разглядев выражение моего лица. — Оскорбишь.

— Зачем мне она?

— Ну… — Сани потупилась и стала возить пальчиком по траве. — Бимжи — треспарта и очень красивая.

Хм! Не заметил.

— Ты можешь взять ее в постель, и она будет ласкать тебя всю ночь.

— Поэтому Дандаки с радостью ее отдаст? И даже будет настаивать?

Сани кивнула. Нет, добро наказуемо! Мало того, что спас сотнице дочь, так еще и спать с ней? Фиг вам! Я скрутил кукиш и ткнул им в сторону сарм. Сани засмеялась. Она знала, что означает это жест.

— Господин!

Она склонилась и неумело ткнулась губами мне в щеку. После чего вскочила и захлопотала над костром, приняв самый озабоченный вид. Гм… Кажется, меня неправильно истолковали.

…Дандаки явилась, когда мы хлебали варево — ложками, из одного котелка. Сотницу сопровождала спасенная мной Бимжи. Следом сарма из сотни тащила миску с дымящим мясом. По знаку Дандаки миску поставили перед нами, после чего сарма исчезла. Мать с дочкой сели напротив и поджали под себя ноги. Сотница сделала приглашающий жест:

— Угощайся!

В миске исходило паром бычье сердце, из чего я сделал вывод, что нам принесли самое лакомое. Уговоров я ждать не стал. Разрезав сердце ножом, подцепил половинку и протянул Сани. Вторую взял себе. Сотница поморщилась, но промолчала. Мы с квартой жевали мясо, запивая его вином. Дандаки и ее дочь молча смотрели. Жуя, я разглядывал Бимжи. Сани не соврала — и в самом деле хорошенькая.

На вид лет семнадцать. Глаза узковаты, но остальные черты лица вполне европейские. Вид диковатый, на меня поглядывает с испугом. Ну да, великий шаман…

Я сделал вид, что поглощен едой. Однако мой интерес к девушке не остался без внимания.

— Нравится дочь? — спросила Дандаки, как только я вытер губы.

Я кивнул — чего скрывать?

— Она твоя. Бимжи молода, здорова и согреет тебя ночью.

— Обойдусь.

Сотница вспыхнула.

— Моя дочь хуже твоей самки?

Она разгневанно глянула на кварту.

— Сани не греет меня ночами.

— Мне сказали: вы спите вместе! — удивилась Дандаки.

— В одной палатке, но под разными одеялами.

— Не понимаю, — растерянно произнесла сарма. — Ты же муш! Вам нужны женщины!

— Если мы их хотим.

— А ты не хочешь?

Я почесал в затылке. Как ей объяснить?

— Зачем я здесь, Дандаки?

Она удивленно подняла бровь.

— Как ты верно заметила, я мужчина. В Роме нас мало. Поэтому мужчин ценят и лелеют. И вот вместо того, чтобы лежать в мягкой постели, пить вино и наслаждаться ласками женщин, я валяюсь на войлоке у костра. Ночую в палатке, дрожа от холода, отбиваю зад о седло лошади. Зачем, как думаешь?

Дандаки засопела.

— Тебе нужна твоя самка, — сказала тихо.

— Жена, — поправил я. — Если я отправился в этот путь, наверное, есть причины не тащить в постель первую же попавшуюся женщину, пусть даже красивую? Их и в Роме полно. Я прав?

Она кивнула.

— Поэтому не следует обижаться. Я не возьму твою дочь, как не брал других женщин. У меня есть жена, и я ей верен.

— Мне нужно поговорить с тобой! — сказала Дандаки. — Наедине.

Бимжи вскочила и убежала в темноту. Как мне показалось, с облегчением. Сани удалилась нехотя. Сотница проводила ее взглядом.

— Прежде чем заговоришь, — упредил я ее, — я хочу знать, что с Виталией?

— Она жива, — пожала плечами Дандаки. — Ее сытно кормят. Скрести шкуры — дело тяжелое, работнице нужны силы.

— Вы заставили ее скрести шкуры?! — воскликнул я.

— Это лучше, чем собирать сухой навоз, — заметила сотница. — Там приходится нагибаться, а беременной это трудно. Скрести можно на четвереньках.

Я с шумом выдохнул воздух. Ну, гады вонючие! Только доберусь!

— Я говорила, что ты странный, — сказала Дандаки. — Так переживать за свою самку! Хотя я видела такую любовь. Его звали Луций. Он попал в плен еще до мора. Жил в храме, спал со жрицами. Мада — его дочь. Когда у нее случились первые Дни, Луций забрал Маду к себе и отказался спать с другими женщинами. Ему угрожали, но он настоял на своем. Семя давал, но спал только с возлюбленной. Она родила ему трех сыновей.

— Мальчиков? — удивился я. — Человеческих?

— Они были без хвостов, — подтвердила сотница. — К сожалению, дети умерли — родились слишком слабыми. Но само их появление восприняли как знак Богини. Маду избрали Великой Матерью. Луций помогал ей править. Их боялись…

«У сарм верховная жрица правит Степью, — вспомнил я. — Если, конечно, этими дикарями можно управлять…»

— Теперь Мада умирает, — продолжила сотница.

Я насторожился.

— У нее на теле возникли бурые и черные пятна, их все больше, и они растут в размерах. Зудят. Мада слабеет и очень похудела. Эту болезнь у нас зовут «шикри». От нее умирают.