Грешник кивнул.

– Никто не уходил, – эхом отозвался Олег.

– А как же пёс? – спросил Грешник.

– Смотрителю нужна сфера, которую он постоянно ломает, чтобы оттянуть срок. В ней заключена неограниченная энергия духовного существа, – Олек вздохнул, погладил недовольно ворчащего кота. – Оттого он и отпустил его. На время.

– Что за сфера? – спросил Юрка.

– Обычный шарик, – ответил Олег. – Как твой цветок, только голубой.

– А ты? – задал вопрос Вадик. – Ты, Олег, как всё это перенёс?

Олег пожал плечами.

– Наверное, я тоже для чего-то нужен. Хм... Я не задумывался.

– Если бы не брат, я не ушёл бы тогда из дома, – Димка шмыгнул носом, чувствуя, как Ярик с сочувствием сдавливает кисть. – Да и авария... Всё было подстроено для того, чтобы мы все собрались здесь. А может, для чего-то ещё... И кем-то другим...

– А вот это мне совсем не нравится... – медленно проговорил Грешник.

– Почему? – машинально спросил Димка и тут же умолк, поздно сообразив, что Грешник реагирует вовсе не на его слова, а на что-то впереди.

Коридор закончился, упершись в треугольный проход. Похоже, всё тут было коническим, потому что и ступеньки, ведущие вниз, расходились как ярусы пирамиды, сливаясь одной стороной с основанием прохода.

– Я думал, мы наверх пойдём... – прошептал Ярик, грызя ногти.

Светка долбанула по руке.

– Тут гады какие-то по углам ползают, а ты – в рот!

Егорка принялся отплёвываться.

С той стороны сочился голубоватый свет. Мелькали тени. Слышались непонятные звуки, похожие на абракадабру. Как будто кто-то сошёл с ума и просто выкрикивает ничего не значащие фразы, приходя в высшую степень эйфории от содеянного. Именно такой говор, скорее всего, стоит в психоневрологической клинике – просто никто из прислушивающихся в ней никогда не бывал, а оттого приходилось лишь догадываться, что происходит на самом деле уровнем ниже.

Грешник наклонился. Тут же отпрянул – его словно что-то оттолкнуло!

– Нет. Не сюда, – сказал он, пряча глаза. – Вон, в стороне ещё один ход. Давайте попробуем через него.

– А тут-то чего не так? – ухмыльнулся Мотыль.

Грешник с презрением глянул на подростка.

– Ты можешь взглянуть. Если, конечно, хочешь.

Мотыль оскалился.

– Чё, думаешь, ссыкло перед тобой, да? Не на того напал! Шёл бы в дворники тогда, плевки подчищать, а то, я посмотрю, миры открывать – у тебя кишка тонка!

Юрка дёрнулся на наглеца, но Лысый упёрся на пути, как баран: не обойти, не сдвинуть.

– Ребята, спокойнее, – попросил астрофизик. – Сеять раздор в собственных рядах – это последнее, чем стоит заниматься при сложившихся обстоятельствах.

– Так я и говорю, что нужно было этих Горынычу скормить, – Ярик отвернулся, всем своим видом демонстрируя, что не сменит точки зрения.

– Сейчас по губам получишь, – предупредила Светка. – С такой позицией, ты и сам не многим отличаешься от них.

– Девочка права, – кивнул астрофизик.

Ярик всё же обернулся.

А Мотыль вошёл в раж. Действительно шагнул к проходу, ведущему вниз.

– Парень, не надо, – в последний раз предостерёг Грешник, вставая на пути.

Мотыль бесцеремонно отодвинул космонавта в сторону. Спустился вниз по ярусам. Замер, на что-то смотря.

– Что там? – шёпотом спросил Юрка.

Грешник отрицательно качнул головой.

Мотыль присел на корячки. Дотронулся трясущимися руками до лица. Димке показалось, что парень хочет просто заслонить глаза, не в силах снести увиденного. Но Мотыль хотел вовсе не этого. Неизвестно хотел ли он вообще хоть чего-нибудь, потому что произошедшее далее утратило всяческую логику, приняв вид жуткой несуразности, порождённой на свет кем-то безумным.

Мотыль развернулся и принялся выцарапывать себе глаза.

Брызнула кровь.

Светка в ужасе заслонила собой Иринку.

Димка смотрел и понимал, что сходит с ума.

Все понимали... но продолжали смотреть... И тогда Димка догадался, что было внизу. Такая же дикая оргия, только стократ ужаснее, потому Грешник и не позволили им спуститься.

Мотыль обвёл окровавленными глазницами застывших зрителей, после чего протянул выковырнутые глаза зажатыми в кулаках. Его до этого безучастное лицо исказила самодовольная ухмылка. Последняя по эту грань естества, потому что говорил за парня уже кто-то другой:

– Етимьзов и етьнусаз хи ебес в упож. Мат ежот йынчев карм.

– Святые небеса... – Грешник невольно попятился.

Мотыль разжал кулаки. На пол шлёпнулись изуродованные органы, а сам парень развернулся, встал на руки, вниз головой, и направился вглубь залы, склонив ноги вперёд, как клешни.

– Мотыль, ты чего? – Лысый всё же не решился спуститься – видимо, здравого рассудка в его скудном мозгу было на грамм больше, чем у дружка.

– Вы хоть поняли, что он сказал? – дрожащим голосом спросил Вадик. – Это вовсе не абракадабра.