У гитлеровцев было одно большое преимущество, они наступали с севера и, следовательно, имели самую широкую возможность маневрировать крупными массами войск по Кубанской долине. Кроме того, в распоряжении немецкого командования имелось много превосходных путей подвоза. У нас же наоборот: ни свободы маневра, ни достаточных путей подвоза, так как наши войска стояли среди лесистых гор, подходящих к морю. Наше положение затруднялось еще тем, что, помимо железной дороги Майкоп — Туапсе, немцы могли выйти на Туапсе обходными путями. Это вынуждало нас распылять свои силы на несколько направлений и все время держать войска в состоянии крайнего напряжения.

Немецкое командование, не смиряясь с потерями, упорно наступало на побережье Черного моря, выискивая лазейку для прорыва в сторону Геленджика.

Первый удар гитлеровцы нанесли из района Хадыженской вдоль шоссе и по железнодорожной магистрали Майкоп — Туапсе. По совету стариков-кавказцев, чабанов, лесничих мы заранее прикрыли огнем опасные места. Они же помогли советами нашим солдатам, научили их взбираться по отвесным склонам.

Озлобленные долгими, бесплодными попытками пробиться напролом, гитлеровцы решили взять Туапсе в двойное кольцо. Для осуществления этого плана они использовали на большом пространстве 9 немецких, 6 румынских и 1 словацкую дивизии, 15 отдельных высокогорных полков и батальонов. Условия местности крайне ограничивали действия танков и артиллерии, их заменила авиация.

Создание малого кольца окружения предусматривало: прорыв наших позиций в районах горы Лысой и хутора Шугай, выход к станции Навагинская и окружение советских частей, оборонявших высоту с отметкой 356,3.

Большое кольцо должно было сомкнуть наши соединения, защищавшие «треугольник» гора Гунай — разъезд Куринский — селение Шаумян.

Бои в районе Туапсе развивались медленно. Местами противнику удалось продвинуться на полтора-два десятка километров, овладеть некоторыми высотами, вклиниться в правый фланг нашей обороны.

В середине октября немцы довольно быстро перегруппировались, атаковали с юга селение Шаумян и захватили станцию Навагинская. Части 1 и 4-й горнострелковых дивизий гитлеровцев при поддержке горной артиллерии и минометов, под прикрытием бомбардировщиков устремились дальше на юг.

Восемь тысяч снарядов выпустили немцы по Безымянной горе, шестьдесят раз бомбили ее. От оглушительного грохота закладывало уши. На склонах горы, где стояли вековые деревья, торчали обугленные, расщепленные стволы. Сама гора, словно от обрушившейся на нее лавины металла, осела в землю. Но гарнизон гвардейцев, который держал здесь оборону, остался. Он продолжал сражаться против превосходящих сил противника.

Бывали и у нас просчеты… На туапсинском направлении наши войска очистили долину реки Пшиш. Только в соседнем ущелье осталось в окружении до двух батальонов противника.

Истреблению этих батальонов мы как-то не придали особого значения. Использовав наше промедление, противник разведал наиболее слабое место в обороне, а затем с помощью подошедшей пехотной дивизии прорвал блокаду извне. В образовавшуюся брешь гитлеровцы бросили пять полков с горной артиллерией и минометами.

В ущелье Семашхо немецкое командование надеялось свести с нами счеты за поражение под Орджоникидзе и все предыдущие туапсинские неудачи.

Однако время уже работало, как говорят, на нас. Закавказский фронт приобрел опыт ведения боев, получил дополнительные резервы и научился оперативно маневрировать ими.

Противник полностью потерял инициативу. Его горные стрелки и «эдельвейсы», прорвавшиеся в ущелье Семашхо, оказались под угрозой полной изоляции.

С 20 ноября гитлеровцы начали в спешном порядке возводить на высотах укрепления, прокладывать ходы сообщения. Особую заботу они проявляли о флангах. Здесь закладывались минные поля, ставились проволочные заграждения, бетонные надолбы. Видно, город у моря — Туапсе все еще стоял перед глазами немецкого командования.

Вскоре последовало очередное наступление противника. Из районов Апшеронской, Нефтегорска, Хадыженской были выдвинуты крупные силы. Бои начались с массированных ударов вражеской бомбардировочной авиации по Туапсе, дорогам, ведущим к побережью. Днем и ночью в воздухе висели немецкие самолеты.

На приморский бульвар, белокаменные коттеджи, дома отдыха, тихие уютные улочки обрушилась лавина-фугасных и зажигательных бомб.

Две недели над Туапсе не прекращался вой моторов вражеских самолетов. Над разбитым портом, над грудами домов висела темная туча дыма.

Когда начались вражеские налеты на город, его жителям было приказано уйти в горы. Тысячи беженцев под покровом ночи потянулись в густые приморские леса, в глухие ущелья. Город опустел. Перед глазами, как жуткие миражи, вставали закопченные трубы домов, осиротевшие краны в порту.

В Туапсе оставались только моряки. Я видел однажды на рассвете картину, которая надолго осталась в моей памяти… Пустынные улицы с разрушенными домами, зарево пожаров, от которых море принимало кровавый оттенок, и среди этого мрачного безлюдья — морской патруль — четыре черноморца с винтовками… Они шли по городу твердой походкой хозяев, лица у них были словно высечены из серого гранита, в глазах спокойствие и уверенность в своей силе.