Пармские критики не могли поставить на одну доску с Карузо даже знаменитого тенора Джузеппе Люго - “специалиста” по исполнению партии Каварадосси, - приводившего много раз зрителей в восторг своей игрой и пением, хотя ему и сопутствовал настоящий успех.

Памятными были и два выступления Карузо в операх “Ирис” и “Тоска” в Болонье, где до него в течение нескольких лет Боргатти восхищал публику исполнением партий в операх Рихарда Вагнера. Блистательно закончив гастроли в Риме, Парме и Болонье, Карузо снова едет в Милан, где его ждут Тосканини и Гатти-Казацца для участия в сезоне театра Ла Скала.

Вечером 23 ноября 1903 года состоялся дебют Карузо в Нью-Йорке в театре Метрополитен. Он пел в “Риголетто”. Знаменитый певец сразу и навсегда завоевывает американскую публику. Директором театра был тогда Энри Эбей, который сразу же подписал контракт. Контракт был длительным - на целый год.

Карузо пел в итальянских операх со все возрастающим успехом у публики и прессы. Директор театра прилагал все усилия к тому, чтобы не упустить великого певца, для чего время от времени возобновлял контракт с повышением гонорара. Когда позже директором театра Метрополитен стал феррарец Джулио Гатти-Казацца, гонорар Карузо неуклонно рос с каждым годом до тех пор, пока не превзошел самые высокие гонорары всех театров мира; они уже не могли соперничать с Метрополитеном. У Гатти-Казацца не было конкурентов. Когда общество “Хаммерштайн компани”, ангажировавшее крупнейших артистов, таких, например, как Алессандро Бончи, решило превзойти театр Метрополитен, директор последнего пригласил Артуро Тосканини и Титта Руффо и тем самым пресек претензии компании, которая скоро была позабыта.

Пятнадцать лет руководил командор Джулио Гатти-Казацца театром Метрополитен. Он был старой лисой. И если иногда раздавались возгласы, что гонорар в сорок, пятьдесят тысяч лир за одно выступление чрезмерен, что ни один артист в мире не получал подобной платы, то директор только спокойно посмеивался.

“Карузо, - говорил он, - стоит импресарио меньше всех, поэтому никакой гонорар не может быть для него чрезмерным”.

И он был прав. Когда Карузо участвовал в спектакле, дирекция повышала цены на билеты по своему усмотрению. Появились барышники, скупавшие билеты по любой цене, а потом перепродававшие их в три, четыре и даже в десять раз дороже. Властям не удавалось пресечь спекуляцию билетами, которая неизменно сопутствовала выступлениям Карузо.

Маэстро Фьорилло, виолончелист в оркестре театра Метрополитен, рассказывал мне, что однажды к нему подошел один из барышников и предложил билет на выступление Карузо. Охваченный любопытством, Фьорилло спросил о цене. Речь шла о билете на премьеру “Аиды” Верди, в которой Карузо пел впервые. Цены были повышены дирекцией театра, барышник же, в свою очередь, запросил еще больше - 35 долларов за одно скромное место в ложе амфитеатра! Когда маэстро сказал, кто он такой, спекулянт исчез, что-то бормоча. Но за час до спектакля двое неизвестных остановили Фьорилло у артистического подъезда и попросили его впредь не интересоваться чужими делами, если он не хочет нажить серьезных неприятностей.

В Америке Карузо с самого начала сопутствовал неизменный успех. Влияние его на публику росло день ото дня. Летопись театра Метрополитен констатирует, что подобного успеха здесь не имел ни один другой артист. Появление имени Карузо на афишах было каждый раз большим событием в городе. У дирекции театра оно вызывало осложнения: большой зал театра не мог вместить всех желающих.

Приходилось открывать театр за два, три а то и за четыре часа до начала спектакля, чтобы темпераментная публика галерки спокойно заняла свои места. Кончилось это тем, что театр на вечерние спектакли с участием Карузо стали открывать в десять часов утра. Зрители с сумочками и корзинками, заполненными провизией, занимали наиболее удобные места. Почти за двенадцать часов приходили люди, чтобы услышать волшебный, чарующий голос певца (спектакли начинались тогда в девять часов вечера).

В августе 1920 года вышла книга “Я и сцена - тридцать один год артистической жизни” певицы Джеммы Беллинчони, прекрасной, тонкой актрисы миланского оперного театра, певшей вместе с Карузо на премьере оперы “Федора”. Привожу доподлинно то, что рассказала в своих воспоминаниях знаменитая певица о Карузо. С одной стороны, это подтвердит еще раз то, что уже говорилось о певце, с другой - прольет свет на статьи Анны Маризы Рекупито, в которых есть исторические неточности, касающиеся жизни Карузо, как, впрочем, и у многих других его биографов.

Карузо был приглашен в миланский оперный театр не Джеммой Беллинчони: еще до выступления в “Федоре” он подписал контракт с Николой Даспуро (от имени Сондзоньо). На нем стояли подписи маэстро Верджине и самого Карузо. Беллинчони не имела никакого отношения к этому договору. Ее интересовало лишь одно - совместное выступление с Карузо в “Федоре”.

Беллинчони пишет в своей книге: “Маэстро Умберто Джордано находился в замешательстве, не зная, кого выбрать для исполнения роли Лориса Ипанова в опере “Федора”. Задача была нелегкой: ведь создавая партию, композитор думал о величайшем артисте Станьо.

Вначале велись переговоры с Фернандо де Лючиа. Но сразу же возникли трудности, так как этот знаменитый артист был уже связан обязательствами с другими театрами. В то время я отдыхала на своей вилле в Ливорно, где и получила письмо от Джордано, в котором он просил меня послушать молодого тенора, некоего Карузо… Он уже выступал в опере “Паяцы” в августовском сезоне театра Политеама. Его голос сразу же произвел на меня глубочайшее впечатление своей красотой и непосредственностью. Однако партия Канио слишком отличалась от партии большого русского барина из оперы “Федора”, поэтому трудно было составить полное представление о наличии всесторонних данных у артиста, особенно такого молодого. О своем впечатлении я написала Джордано, заметив тут же, что с голосовыми данными молодого Карузо можно было рассчитывать на успех почти с полной уверенностью, тем более что певец обладал и незаурядным драматическим дарованием. Я оказалась права. “Федора” в Миланской опере прошла с триумфом. Позже я много раз пела с ним в этой опере.