Для получения округлого звучания гортань должна занимать позицию немного ниже той, которая требуется для светлой окраски (светлого звучания). При этом следует поднимать нёбо как можно выше. Округлая окраска, и только она, может сделать голос мягким, проникновенным, дать ему возможность звучать на всем диапазоне. Такое звучание свойственно фальцетному регистру голоса”.

Самые знаменитые люди того времени соперничали со всемирно известными композиторами, такими, как Джордано, Пуччини, Чилеа, Леонкавалло, Масканьи, в дружбе с Карузо. И те и другие обожали его, часто навещали, разыскивали его, чтобы лишний раз высказать ему свое восхищение.

В России Карузо пел во многих театрах и давал популярные концерты. В Петербурге успех его был настолько велик, что в фойе театра была установлена в его честь мемориальная доска, рядом с мемориальной доской в честь Элеоноры Дузе.

Александра Яблочкина, одна из самых выдающихся русских актрис, которая много раз играла с Томмазо Сальвини, была в тот вечер в петербургском оперном театре. Она восторженно приветствовала знаменитого певца, аплодируя ему, как девочка. Именно она предложила (по крайней мере, так говорят об этом) установить мемориальную доску в фойе театра.

Да, Карузо был самоучкой. Он был наделен острым, всепоглощающим умом, быстро накапливавшим знания. В Америке он овладел английским и испанским языками, а во время гастролей по странам мира - французским и немецким. Его итальянский язык отличался хорошим стилем.

Добрый, веселый человек, остро и глубоко реагировавший на дружеские чувства, несмотря на богатство и именитость, он был готов щедро помогать людям, смягчать боль, доставлять радость и счастье тому, кто нуждается в этом. Величие Карузо - в большой человечности. Здесь у него не было достойных подражателей, если не считать знаменитого и замечательного Беньямино Джильи, обладавшего чудесным сердцем итальянца.

Каждый год Карузо возвращался в Неаполь, этот не обыкновенный город, город тысяч песен и мелодий, в свою Санта Лючию, с сердцем, преисполненным нежности и верности.

Он, как генуэзский Мачисте, увлекал за собой своих друзей, моряков неаполитанского порта, рабочих, мальчишек всех возрастов - всех простых людей. И всем им он помогал, как только мог: одевал, давал деньги, заботился об их устройстве на работу. Карузо приглашал их в одну из многочисленных таверн Неаполя, рассыпанных вдоль залива, и там, счастливый тем, что наконец попал к своим, проводил время вдали от интриг и шума. И пел, пел… Пел мелодичные, мягкие песни своей родной земли, как только он один умел их петь… Перед ним дышало голубое море Неаполя, а над головой - бездонное небо Позиллипо или Санта Лючии. Кругом свободный и чистый воздух молчаливого, зовущего залива… Пленительный Неаполь… Почти каждый раз во время веселых пирушек в неаполитанских тавернах он пел старую знаменитую “Песню о таверне” ди Джакомо, ставшую народной:

Недаром,

Недаром шутка гласит:

Поесть и выпить -

Вот лучшее на свете!

Кто знает,

Есть ли на небе таверны?

Если да, встретимся там,

Друзья мои,

Кто знает…

Кто знает!

Но, если хоть капля масла

Осталась в твоей лампаде,

Запьем все беды в таверне земной!

Люди, как на крыльях, слетались на звуки песни, глаза их светились радостью, руки аплодировали.

Верный своей старой клятве, он больше никогда не пел ни в театре Сан Карло, ни в других театрах города. Но зато много пел у друзей. Во время краткого пребывания в других городах Италии гастролировал в театрах Пармы, Милана, Рима, Палермо, выступал с концертами в Монтекатини. Два раза Карузо побывал в Римини на вилле известной и чтимой им певицы Бьянкини-Каппелли (в 1904 и 1910 годах). Ездил он и в Массе к своему другу Маркетти, вышедшему к тому времени на пенсию, в Турин, Мантую, Кремону, Флоренцию и многие другие города Италии. Повсюду он, знаменитый и скромный, навещал своих друзей и знакомых.

Во Флоренции, в нескольких километрах от города, по дороге, ведущей в Кастелло, Карузо построил виллу, чтобы быть в Италии поблизости от Ады Джаккетти, которая родилась и жила в этих местах. Она отдыхала здесь во время своего отпуска и после турне.

В один из своих приездов в Римини на приморскую виллу Бьянкини-Каппелли Карузо договорился с цирюльником Альфредо Кампи, чтобы тот приходил брить его каждое утро. Парикмахерская Кампи находилась в трехстах метрах от виллы. Каждое утро знаменитый брадобрей спешил к знаменитому клиенту, однако ему часто приходилось ждать появления Карузо. Наконец Карузо изобрел способ извещать цирюльника о готовности к визиту. Он распахивал окно, выходившее в сторону парикмахерской, и издавал звук-клич потрясающей силы. Так брадобрей получал сигнал: пора отправляться к экстравагантному клиенту. В первый день Карузо спросил:

– Ты на самом деле хорошо слышал меня?

– Хорошо ли я слышал? Да слышно было в конце долины!

– Ну, значит, все в порядке. А я думал, не увеличить ли дозу!

Карузо задержался в Римини около двух месяцев, после чего уехал со своим аккомпаниатором в Париж.

Последний раз я видел Карузо в сентябре 1917 года в Генуе, где жил тогда со своей семьей. Он пришел с дядюшкой Маркетти и неразлучным секретарем Бруно Дзирато. Мой отец взял меня с собой на станцию Принчипе, чтобы встретить там всю компанию. Великий артист хотел осмотреть достопримечательности города, в первую очередь Галерею искусств и библиотеку в палаццо Бриньоле (Палаццо Россо), великолепное строение конца XVIII века, которое маркиза Мария Бриньоле- Сале подарила в 1874 году генуэзскому муниципалитету.

Мы исходили несколько переулков, после чего зашли в большое кафе, где весело провели время. Оттуда мы проводили Карузо на пассажирский морской вокзал, где его уже ожидал океанский пароход “Конте Россо”, отправлявшийся в Америку.

Около часа провели мы на пристани. Уже стемнело, когда пароход, после долгого и оглушительного свистка, начал поднимать якоря. Наступила минута расставания. Карузо и мой дядя обнялись. Мой отец и я взволнованно простились с великим тенором, который быстро поднялся по трапу на палубу, вошел в салон и исчез… Мы сразу же покинули вокзал, чтобы увидеть с другого места, как уходит от берегов великолепный океанский пароход.