Шрифт:
Я не поднял головы. Кивнул.
...В десять утра Малыш не пришел.
То, что денег не окажется, я понимал. Но не верил, что он просто потеряется. Не представлял его прячущимся. Но он не пришел.
– Будешь платить, ответчик? – беззлобно язвил кандидат.
Конечно, ничего бы я не платил – не те в корпорации отношения. Но противно...
– Могу «помазать», что уехал, – предложил шахматист. – Сто процентов...
– Двести, – добавил кандидат.
– «Мажем!» – психанул я. Не верил, что Малыш сбежал. Не верил – и все!
Поспорили на кабак, и тут же пошли проверять. На турбазу.
Малыш не сбежал. Он лежал на тахте, странный, неподвижный, внимательно следящий за нами, вошедшими. Подошла, села рядом с ним в кресло впустившая нас Зина. Малыш попытался, наверное, улыбнуться, но только страшно дернулось, скривилось лицо. Часть лица.
Он таки достал Барона. Где, Зинаида объяснить не смогла. Малыш ей сам толком не объяснил. Он вернулся вчера поздно ночью возбужденный, довольный. Сказал, что наказал гада. Смеясь, поведал, что, когда возвращался, получил бутылкой по голове. Разбилась бутылка. Того, кто бил (не Барона), отметелил, тоже хотел бутылку на голове разбить – да под рукой не оказалось. Пришел домой, на турбазу, выпили, отметили завершение дела... К утру его парализовало. Вроде частично, но как-то оно разливается... И на вторую половину перекинулось.
Зинаида явно не паниковала. Не выказывала ни испуга, ни суеты. Странный, незнакомый тип женщины. Похоже, ко всему в жизни готовой.
«Скорая» уже приезжала, сказали, пришлют других... Вот ждут.
– Да, – спохватилась она, – совсем забыла.
Как хозяйка, забывшая подать самое важное блюдо, метнулась к тумбочке. Достала деньги. Протянула нам. Мне – тысячу. Четыре тысячи – кандидату. Пояснила:
– Он вчера все боялся, как бы не проспать...
Мы смотрели на Малыша. Молчали.
Лицо его снова страшно дернулось. Должно быть, он попытался улыбнуться...
Малыш с Зинаидой приехали в Одессу еще раз. Через три года. Летом.
Много чего навертелось за это время. Полинял, притих Барон. Не все сменили отношение к нему, дружки, из самых близких, остались. Пляжники порой вспоминали историю с Малыш ом. С грустью. Но время шло, и вспоминали все реже.
Они появились к концу дня. В таких же ярких немодных одеждах. Возникли вверху, в самом начале лестницы. Зинаида смущенно сияла пухлыми щеками. Малыш, такой же стриженый, лопоухий, сдержанно по-пролетарски щурил в усмешке глаза.
...Много чего наслучалось за эти три года, много чего насмотрелись...
Но когда эта парочка, улыбчивая, довольная, спускалась по лестнице, приближалась... Надо было видеть наши физиономии!..
Глава 9. О мафиозности
Очень не хочется разочаровывать читателя, но придется. О мафии в мире карт того времени можно говорить с большой натяжкой. Не было ее, почти не было. Как, впрочем, и мафии вообще.
Нормальная профессиональная взаимовыручка, конечно, имела место. Но взаимопомощь, поддержка – общечеловеческие понятия. При чем тут мафия?
Если собираешься на гастроли в другой город, разумеется, запасаешься рекомендациями для тамошних «катал». Встретят, подсобят в игру войти, в случае чего – подстрахуют, то ли от своих, то ли от милиции отмажут.
Если к тебе от своих людей обратятся, разве ж не поможешь? И необязательно – за плату. Хотя те, кому гостеприимство оказал, наверняка долю выделят. И человечностью отплатят.
Негласные законы взаимовыручки существовали.
Как-то в Ч. присосался к игровой точке – часовой мастерской.
Хозяин – часовщик, невзрачный старикашка – клиентов имел немного, но пристроил к мастерской флигелек. Игра шла круглосуточно. Публика разная забредала, не бог весть какого уровня, но среднеденежная. И неискушенная.
Щипал ее помаленьку. Не шибко заботясь о том, как бы меня до времени не опознали.
Позаботиться не помешало бы. Опознать не опознали, но обеспокоились. Это заметил я поздно, в очередной игре. Трое азиатов-мандаринщиков, завсегдатаев мастерской, спустив наличные, вышли из игры. Но остались за спинами среди других многочисленных болельщиков.
Чувствую спиной, затылком: не та атмосфера. Флюиды опасности улавливаю. Кошусь, даже не кошусь – периферическим зрением замечаю, азиаты – то шепчутся, то выразительно зыркают друг на друга глазами – явно замышляют гадость. Понимаю, здесь – воздержатся, но когда выйду...
И обратиться не к кому. Каждый – и играющий, и болельщик – обиду на меня затаил. Справедливую обиду.
Играю. С оттенком паники в душе. Судорожно ищу выход. И использую явно бессмысленный шанс...
Когда-то Маэстро для общего развития преподал мне несколько международных «маяков». Универсальных сигналов, понятных всемирному братству аферистов.