К уроку я отнесся с иронией. Любопытно, конечно, было, но понимал: мне это ни к чему. Да и наверняка те, кто о «маяках» знает, перевелись. Уцелевшие экспонаты можно не учитывать.

Тут вдруг вспомнил урок. Не потому, что верил в шанс, а больше ничего не оставалось. Послал «маяк», означающий: «Помоги». И по сторонам взглядом. Никакой реакции.

И вдруг... Поначалу решил – это случайность, что хозяин-часовщик случайно ответный жест выдал. Обалдело смотрю – повторяет. «Маяк», означающий: «Отвали, я – сам». И, чуть погодя, в игру просится. Пустили, уважили старика. Я ему весь выигрыш и сплавил.

Азиаты шушукаться перестали, растерянно наблюдали за тем, как их денежки к хозяину перекочевывают. Кому я уже без денег был нужен?..

Вот тебе и экспонат.

Добычу со стариком поделили, конечно. Он выговор сделал: попадая в новую точку «воспитанный катала» представляется хозяину. Неприятно ему было меня, никого ни во что не ставящего, наблюдать. Посчитал выскочкой. Но когда мой «маяк» увидел – оттаял. Мало кто теперь их знает. Времена не те. Люди друг дружке помогать перестали.

С этим я согласился лишь отчасти.

Случалось, помогали и те, от кого поддержки ждать не следовало. Например, в прошлом обыгранные начальники, милиционеры. Странно, но если расставался с жертвами по-людски, без хамства, то те считали тебя своим – представителем единого клана одержимых картежников. И при случае помогали.

Но правильнее было рассчитывать на своих. Профессионалов.

Своих, к кому можно было в случае чего обратиться, слава богу, по всему Союзу хватало. Только надо было, чтобы тебя знали или знали, кто за тобой.

С теми, кто за мной, мне повезло. Как-то сразу, почти с начала карьеры.

Первым обратил внимание мастер Шахматист. Он был уже немолод, известен, уважаем, В юности корешевал с отцом Шурика.

– Сколько раз ты мне на колени напруживал, – поминал бугаю Шурику.

Шурик нас и познакомил. За знакомством ничего не последовало: Шахматист и к Шурику, и ко мне, его приятелю, относился как к ссыкунам.

Пока мы с ним не встретились у Рыжего, и последний привычно пожелал «приколоться» над уважаемым каталой.

– А, шпиливой! – это он случайно забредшему Шахматисту, своему давнему дружку. – Мы детеныша подобрали. Такое с колодой творит! Хочешь глянуть?

Шахматист без энтузиазма согласился глянуть...

В это же время в Одессе объявился Витька Барии, только освободившийся, отмотавший «восьмерик» «катала». До этого жил где-то в Донецке, у нас его и не знали. Объявился фамильярно: прибился к пляжнякам, вечером со всеми забрел в ресторан.

Там его, как новенького, приняв за фраера, и выдернули Стрелочник с Глухим. На ночную игру договорились. Многие в долю просились – не взяли. Сослались на финансовые сложности.

Наутро оснований для ссылки имели значительно больше. Барин обыграл тандем. Чем ввел остальную игровую братию в замешательство.

Вот на Барина мне Шахматист и указал, когда в ближайшее время мы вместе оказались в том же ресторане:

– Цепляй его.

– Какой смысл? Не подарок же. Стрелочника с Глухим...

– Цепляй, говорю. Слушай старших.

Я и цепанул. И обыграл. Ненамного – на тыщонку за ночь. Но по тем временам и в связи с репутацией новенького...

После экзамена Шахматист и представил меня человеку, которого можно считать Крестным отцом одесских «катал».

Это было в парке, в том самом, где Маэстро обыграл когда-то азера.

Голосом тихим, нежным почти, манерами мягкими, авторитетом Крестный отец очень походил на своего прототипа из одноименного фильма. Внешность совершенно неприметная: скользнешь взглядом и не споткнешься. Если, конечно, не блеснет, не ослепит огромным бриллиантом перстень.

Только с теплом вспоминаю Крестного.

Все это байки для холеных, что мафия пьет кровь из своих же, что пожизненно держит в лапах. От человека этого я имел только хорошее.

При представлении он не полез с расспросами. Вежливо, интеллигентно к при этом как-то по-свойски стал сетовать на нынешние нравы. Делился проблемами, связанными с вырождением фраеров, с утерей традиций.

– Люди пошли... Не хотят деньги отдавать, что ты скажешь! – сокрушался. – Вчера один «Волгу» купил, второй этаж строит. А говорит – пустой. Как так можно? Ну, набили его, – кому это нужно? Эх, люди, люди...

Я сочувствующе молчал.

– Мотя тоже... Мотю знаешь?

Я кивнул.