– Команде левого борта… Команде правого борта… – гремел голос Альбо.

– Веселей, ребята, веселей! – подбадривал капитан.

– Мавры строятся в три колонны! – сообщил с марса юнга, заразившийся авралом, желанием постоять за себя, за веру христианскую, как предки в Реконкисте на материке.

– Сеньор Альбо, якорь заело… Может, бросим?

– Я тебе брошу! – погрозил штурман.

– Тяни, – раз! Тяни, – два! – матросы затеяли привычный отсчет.

– Гонсало, ты слышишь меня? – перевалился за борт Карвальо. На «Виктории» заметили приготовления флагмана, начали спешно сниматься с якорей. На капитанском мостике с боцманом Мигелем Родосом стоял Эспиноса.

– Следую за тобой! – прокричал альгвасил.

– Уходи в море! Уходи! – замахал руками Жуан. – Не жди меня! Бухнуло глухо в трюме, задрожали борта, канониры откинули порты орудийных люков. Запахло дымом фитилей, зачадили угли. Зазвенело железо, застучали булыжники, приготовленные для пушек. Корабль разворачивался по ветру.

– Не идет, – послышался голос матроса, пытавшегося поднять кормовой якорь. – Зацепился за грунт.

– Мавры тремя колоннами двинулись на эскадру, – доложил с мачты Педро. – У них сотня пирог и столько же боевых тунгули [3] .

– Что делают джонки в море? – капитан обернулся к выходу из гавани, прикрыл глаза от слепящего солнца.

– Стоят на месте, – определил юнга.

– Сеньор Альбо, якорь не идет!

– Обруби его! – велел Карвальо.

– Жалко, – усомнился штурман.

– Обруби, а не то упустим время – и все потеряем!

Застучали топоры, взвизгнула освободившаяся от тяжести лебедка. Корабль понесло навстречу пирогам, рулевые быстро привели его к ветру. Вздулись паруса, наполнились силой. Зажурчала вода за бортом.

– Дьявола вам в глотку! – яростно заорал Жуан, рукою показывая туземцам член. – Чтоб вы подавились, нехристи!

– Лево руля, – громко скомандовал Альбо, чтобы вся команда услышала и успокоилась, узнав, что благополучно снялись с якорей.

– Нет, Франсиско, – задержал кормчего Карвальо, – мы пойдем туда! – он показал в сторону покачивавшихся на волнах джонок.

– Это безумие! – запротестовал штурман. – Надо уходить в море!

– Мы разгромим мавров, возьмем заложников.

– Нам не успеть…

– Подумай о наших людях на берегу!

– Их нет в живых, иначе бы они вернулись.

– Ты боишься, Франсиско?

– Я действую так, как ты на Себу.

– Там мой сын!

– Прости, Жуан, но я не могу иначе… Посмотри, «Виктория» устремилась в океан!

– Поворачивай к джонкам! – приказал капитан, хватая штурмана за грудь.

– Ты не имеешь права действовать по собственному усмотрению, тебя избрали представители кораблей!

– Здесь я – капитан, а ты – мой помощник! – яростно кричал Жуан, прижимая его к борту. – Если не хочешь драться, убирайся на палубу молиться с монахом!

– «О, святой Иона, переживший кораблекрушение, избежавший смерти в чреве кита, укрепи нас силою, заостри мечи мужеством…»– неслось от грот-мачты, где стоял на коленях Антоний.

– Он тоже сражается… – Альбо оттолкнул Карвальо. – С его молитвами люди пойдут на смерть!

– «Весь мир вопиет к тебе, блаженный Николае, скорый в бедах заступник, яко много во едином часе по земле путешествующим и по морю плавающим, предваряя способствуешь, купно всех от злых сохраняя, вопиющих к Богу: Аллилуйя!»

– Измени курс! – сказал Жуан. – Мы обойдем «Викторию», первыми врежемся в джонки.

– Хорошо, – сдался офицер, – но твое самоуправство – в последний раз!

Флагман плавно развернулся, направился к черневшим на зеркале воды джонкам, увлек «Викторию» за собой. Эспиноса угадал желание Карвальо, просигналил согласие вступить в сражение. Дистанция между флотилией пирог и каравеллами быстро увеличивалась; плясавшие на горизонте точки росли, приобретали очертания джонок. Они покачивались на волнении, словно полузатопленные стволы деревьев с голыми обломанными сучьями, тянувшимися к пожелтевшему, сжавшемуся в комочек, солнцу. Становилось жарко.

На кораблях шла торопливая подготовка к бою. Канониры заряжали пушки картечью, солдаты надевали доспехи, юнги вынимали из трюмов абордажные крючья.

Скрипели мачты, подсохшие на приколе, отвыкшие от парусов. Дребезжали приборы в нактоузах, вынутые из гнезд и брошенные как попало. Поскуливали блоки в лебедках, поднимавших на палубы бочонки с порохом. Громыхали доски настила под тяжелым грузом. Бряцало оружие, складываемое у бортов. Стучали молотки, расклинивавшие пушки. Позванивал колокол, забытый вахтенными, не успевшими подвязать раскачивающийся чугунный язык. Хлопали вымпела, путались в снастях, рвались назад к уходящему берегу. Над шумом и гамом раздавались команды, голоса дозорных с марсов, хриплые выдохи десятков моряков, тянувших под счет боцманов канаты.