Зато работа кипела, Сергий с Искандером вкалывали по-стахановски, успев до вечера и насверлить дырок, и забить в них колышки, и пролить их водою. Главный надсмотрщик нарадоваться не мог на ударников труда.

– Что, – скалился он, – помогли-таки воспитательные меры?

– А то! – усмехался Лобанов. – Выводы я сделал…

Правда, не стал уточнять, какие именно.

Вечер настал внезапно – палящее солнце кануло за скалы на западе, и тут же пали сумерки. Загремело бронзовое било, сзывая мере и объявляя конец еще одного дня в длинной цепочке, начальное звено которой – лишение свободы, а последнее – лишение жизни. Уходили узники куда живее, чем утром – звякали роняемые инструменты, кто-то кашлял, кто-то хрипло переговаривался. Ноги, загребавшие песок, соединяли и множили шуршащие звуки, надсадное дыхание уработавшихся людей перебивалось резкими криками надсмотрщиков. Постепенно все шумы стихали, террасы карьера пустели.

Внезапный чих ударил Сергию по ушам.

– Ти-хо!

– Мне песок в нос попал, – оправдывался Эдик.

– Я щас тоже попаду, – пообещал Гефестай, – в то же место…

– А то я не знаю, какой ты у нас изверг…

– Да тихо вы! – зашипел Искандер.

– Все путем, – успокоил его Эдик. – Никого нет, одни мы…

Лобанов разгреб песок, отряхнул с себя, и осторожно выглянул в щель между скалой и отваленным ими гранитным блоком. В ямном прииске почивала тишина. Вечером их не хватятся – темно уже, плохо видно, а вот утром отсутствие девяти человек станет заметно. Однако сразу никто в погоню бросаться не будет. Сначала усилят охрану оставшихся мере, выставят караулы вокруг карьера, чтобы каждый видел силуэты легионеров, торчавших на краю «Ямы». И лишь потом будет отдан приказ: «Догнать!» Ведомые следопытом из нубийцев (довольным, что можно прогулять работу), надсмотрщики пойдут по отпечаткам ног беглецов. Пойдут не затем, чтобы настигнуть и вернуть, а просто обнаружить трупы и пересчитать их, дабы не нарушать отчетность…

– Уходим к нашей водичке, – ухмыльнулся Сергий.

Беглецы поспешили на восток – откуда только силы взялись? Бодро топали, как на параде.

До воды добрались в полной темноте, но уж напились вдосталь.

– Кто не видел живого бурдюка, – проговорил Эдик, – может посмотреть на меня… – и звучно икнул. – Точнее, пощупать…

– Мы сейчас все такие… – довольно пропыхтел Гефестай.

– Пейте еще! – приказал Сергий. – Чтоб из ушей лилось. Нам, считай, всю ночь идти, а следующий водопой только на берегу Хапи.

– Если я наклонюсь, – пробулькал Эдик, – из меня все выльется…

– Пей, сказал!

Сергий и сам-то глотал воду без особой охоты, но глотал – чисто механически, из чувства долга.

– Все напились?

– Все перепились… – проворчал Акун.

– Это все же лучше, чем пересохнуть, – сказал Сергий.

– Что да, то да.

– За мной.

В известном тупичке они задержались. Искандер на ощупь отыскал расселину, куда они сложили найденное древнее оружие, и раздал по мечу в руки. Гефестай прихватил и секиру.

Вода, отяжелившая желудки, и клинки в руках прибавили всем уверенности и подняли настроение.

Уахенеб запел даже.

– Маасен пет, маасен та… – тихо выводил он.

– Мака шебсен эр маау! – взвыл Эдик. Две руки одновременно – Гефестая и Сергия – достали «сарматскую» шею.

– Не ори, не дома! И дома не ори!

– Да, – сказал Ахми, любовно поглаживая кепеш, – голоса в пустыне разносятся далеко…

– Двигаем, – скомандовал Сергий. – Спешить не надо, пока дойдем до лагеря, как раз все спать улягутся.

– А дальше? – промямлил Кадмар.

– Проблемы решаем по мере поступления.

– В любом случае, – сказал Регебал, – в шене я больше не ногой.

– Аналогично! – буркнул Эдик, потирая шею. – Хорошо, хоть не секирой…

– Вы мне можете объяснить, – сказал Ахми, – куда мы идем? С нубийцем не вышло, я понял. И что теперь?

Сергий вполголоса изложил свой простенький план.

Девять беглых пошагали к лагерю. Света от луны было мало – ночное светило подтаяло до едва заметного полумесяца, но звезд высыпало масса, и их холодное бестеневое сияние заливало землю, выделяя каждый камешек на пути.

Лагерь-каструм Сергий сперва услышал, и лишь потом увидел пильчатую линию частокола. За пределы каструма вырывались крики и хохот, рваный свет костров резче выделял кромку стен.

– Закапываемся во рву, – тихо скомандовал Лобанов, – там песка нагребло – кучи. Кадмар, Уахенеб, Искандер! Сбегайте на разведку, узнайте, велика ли стража на входе в долину.

– Значит, – заговорил Искандер, улыбаясь, – искать «окно» не будем?

– Не будем, – мотнул головой Сергий. – Уходим через «дверь».

– Как вошли, так и выйдем, – перевел для себя Гефестай. – Может, и мне сходить, глянуть?

– Сиди уж, – хмыкнул Эдик. – Великоват ты, сын Ярная. Как отощавший хте…

– Щас получишь, – неуверенно прошептал Гефестай.

– Разговорчики.

Шепотки стихли. Разведчики серыми тенями растворились в ночи. Сергий нагреб на себя песок, и лежал, пялясь в небо и благословляя всех богов подряд за отсутствие у римлян собак. Псы – это перебор…

Шум за стенами лагеря стал утихать. Роксолан прислушался. Шорох? Или ему показалось? Нет, в смутных тенях обозначилось движение.