Шрифт:
– Ко мне вы все время с цветами, с цветами, а здесь махнулись. Я бы их вручила Костолевскому!
Пологов довольно улыбался, тоже аплодировал и молчал.
Он продолжал молчать, когда они ехали домой на такси. Заговорила Алла, и не без иронии:
– Какое мероприятие для моего покорения будет следующим?
Ответ был холодно-вежливым:
– Если вы не возражаете, завтра мы могли бы посетить Третьяковскую галерею.
– Я там бывала, – сказала Алла, – давно. Впрочем, почему бы нет?
В Третьяковской галерее Пологов передвигался из зала в зал медленно, подолгу выстаивая чуть ли не у каждой картины, что раздражало Аллу. Но она понимала: признаться в этом означало бы выставлять напоказ свою необразованность. Подражая спутнику, тоже внимательно всматривалась в картины, но удовольствия в данном занятии не находила.
Стоя у полотен Валентина Серова, Пологов вдруг резко обернулся и столь же резко спросил:
– Вам здесь скучно?
– Да! – Алла не смогла солгать. – Я в картинах ничегошеньки не понимаю.
– Спасибо, что честно ответили. Мне ваша честность нравится!
– Марки не продаются! – Алла поглядела Пологову в глаза, он не отвел взгляда:
– Как это ни странно, но я уже это слышал! И не один раз!
Вечером Пологов не позвонил, и назавтра тоже. Аллу это удивило поначалу, а затем она, вольно или невольно, принялась ожидать звонка. Не мог же он просто так, раз – и пропасть, не сказав: до свиданья и рад был с вами познакомиться.
Звонок последовал, но через неделю. Телефон надрывался звонком без пауз, как это всегда бывает, когда прорывается международная.
– Слушаю! – сказала Алла.
– Добрый вечер! – послышался мягкий баритон Пологова. – Как поживаете?
– Что ж это вы, как говорится, извините, смылись без предупреждения?
– Дела, Алла Владленовна, уйма дел. Я должен был срочно вылететь в Берлин.
– Так вы из Берлина звоните?
– Нет, из Милана. Я очень занятой человек, Алла Владленовна.
– Что-то в Москве я этого не заметила.
– В Москве у меня был антракт. Всего вам доброго, Алла Владленовна!
– И это все? – вырвалось у Аллы.
– Почему все, я вам еще позвоню как-нибудь!
Связь оборвалась, должно быть, Пологов положил трубку.
– Жмот! – вслух произнесла Алла, как обычно обращаясь к Фоме. – То миллионами заманивает, то экономит на телефонном разговоре, сволочь!
Тотчас раздался еще один звонок, но уже в дверь. Залился лаем эрдель Фома. На телефонные звонки он, слава Богу, не лаял.
– Кто там еще? – недовольно спросила Алла.
– Получите пакет!
– Оставьте под дверью, я боюсь открывать незнакомому.
– Мне надо, чтоб вы расписались.
– Сами распишитесь, мой почерк никто не знает!
Посыльный рассмеялся:
– А может, я на чаевые рассчитывал?
– Я их все равно не дала бы, я жадная, бедная!
– Пакет под дверью, берите осторожно, там есть что-то бьющееся!
Алла услыхала одно слово «осторожно» и подумала – бомба, конечно, ее хотят взорвать, чтобы добраться до этих проклятых марок. Но нет, если хорошенько рванет, то и марки могут взорваться вместе со мной.
Тихонько-тихонько приоткрыла дверь, пакет, перевязанный шикарной цветной лентой, лежал на плиточном полу. Алла смело взяла пакет, Фома подлетел, понюхал и отошел – ничего для него интересного. Алла развернула пакет и обнаружила здоровенную коробку шоколадных конфет, в жизни не видела таких больших коробок, флакон духов, наверно, французских, подумала Алла, и бутылку шампанского в бархатном одеянии.
– Атака продолжается! – произнесла Алла, но, надо сознаться, весьма довольным тоном.
Она отнесла шампанское в холодильник, вскрыла коробку, попробовала – вкусно! И стала уничтожать конфеты одну за другой, напевая при этом, что именно – понять могла лишь она сама, со слухом у Аллы было не очень.
Однако звонка после нежданного подарка не последовало, и жизнь потекла обыкновенная, нудная, число конфет в коробке уменьшалось, радостей не прибавлялось.
А потом и вовсе случилась беда. Пока Алла прогуливала Фому, в квартиру забрались воры. Взломали замок и унесли, жалко очень – шубу унесли, кроликовая, недорогая, но все ж таки, приемник взяли, старенький приемник «Спидола», но тоже денег стоит, коробку конфет недоеденную прихватили, значит, пацаны залезли…