По лицу Рауля прошла тень.

– Знаю. И так как у меня нет надежды разбогатеть…

– Неправда. Есть надежда – та же, что у вашего дедушки. Недаром он сказал Вуарену: «Погодите, еще рано радоваться. Тридцать первого июля я заплачу вам все до последней копеечки». Рауль, по-моему, это первое настоящее указание. До сих пор мы оперировали со смутными легендами, а это бесспорный факт. И этот факт показывает, что ваш дедушка, знающий надпись на медали, связывал свои надежды разбогатеть с июлем текущего года.

Лодка причалила к берегу. Доротея выпрыгнула на песок, Рауль завозился с веслами, а она отошла в сторону и громко крикнула ему, как бы рассчитывая, что ее слова услышит еще кто-то, кроме Рауля.

– Рауль, сегодня двадцать седьмое июня. Через месяц мы с вами будем богаты, а Эстрейхера повесят, как я ему предсказала.

В тот же день вечером, когда совсем стемнело, Доротея, крадучись, вышла из усадьбы и быстро пошла по дороге между крестьянскими садами и огородами. Через час она остановилась у калитки скромной дачки. В глубине двора стоял дом, в окнах дома – приветно светился огонь.

Расспрашивая прислугу о разных разностях, Доротея узнала про Жюльетту Азир, одну из бывших любовниц старого барона. Старик Дювернуа до сих пор сохранил к ней нежное чувство и был у нее в гостях за несколько дней до нападения Эстрейхера. Это заинтересовало Доротею. Но интерес ее удвоился, когда горничная Жюльетты Азир рассказала Кантэну, что у ее хозяйки есть такая медаль, какую разыскивают в Мануар-О-Бютте. Доротея поручила Кантэну узнать, когда у горничной выходной день, и решила зайти к старушке и прямо спросить ее про медаль.

Но случилось иначе.

Входная дверь была открыта. Доротея вошла в низкую прилично обставленную комнату и увидела, что старушка спит в кресле с шитьем в руках. Рядом с Жюльеттой стоял столик, а на столике зажженная лампа.

«Вряд ли что-нибудь удастся, – подумала Доротея. – К чему задавать пустые вопросы, на которые она все равно не ответит».

Доротея оглянулась, посмотрела на картины, на часы, канделябры. В глубине заметила лестницу в мезонин. Она шагнула к лестнице, как вдруг тихо скрипнула входная дверь. Доротея вздрогнула. Она догадалась, что это Эстрейхер. Либо он выследил ее, либо явился к старушке по собственному почину. Надо бежать. Но куда? Подняться в мезонин уже поздно. Она оглянулась. Рядом с лестницей была стеклянная дверь – верно, от кухни. Значит, есть черный ход, через который можно удрать.

Она скользнула в дверь и сразу поняла ошибку: это не была кухня, а крохотный чуланчик, скорее стенной шкаф, в котором можно было с трудом уместиться. Но раздумывать было поздно. Доротея залезла в шкаф и прикрыла дверь. А в комнату уже входили двое мужчин. Сквозь дырочку в занавеске Доротея сразу узнала Эстрейхера, несмотря на нахлобученную фуражку и поднятый воротник. Его спутник тоже замотался шарфом, чтобы трудно было узнать. Доротея затаила дыхание.

– Спит, – сказал Эстрейхер. – Как бы не разбудить.

– Не разбудим. Станем тут – и только она войдет, заткнем ей горло. Она и пикнуть не успеет. Только придет ли? Не затеяли ли мы все это зря?

– Дело верное. Я ее выследил. Она знает, что горничной нет дома, и придет, чтобы застать старуху одну. Теперь она уж не вывернется. Я ей припомню Роборэй.

Доротея задрожала от жуткого тона Эстрейхера.

Бандиты умолкли, прислушиваясь и готовясь наброситься на того, кто откроет дверь.

Время шло. Жюльетта Азир спала, а Доротея замерла, притаив дыхание.

Эстрейхеру надоело ждать.

– Не придет. А шла в эту сторону. Значит, по дороге раздумала.

– Пойдем.

– Подожди, поищем медаль.

– Да уж искали. Все перерыли вверх дном.

– Не с того конца начинали. Надо было начать со старухи. Тем хуже для нее. Сама спрятала – пусть сама и расплачивается.

Он стукнул по столу кулаком, не боясь разбудить Жюльетту.

– Понимаешь, какая выходит нелепость: горничная сказала ясно – у старухи есть такая медаль, какую ищут в Мануаре. Понимаешь? С бароном не удалось, так, может быть, удастся с этой.

Эстрейхер запер входную дверь и спрятал ключ в карман. Затем подошел к старушке и схватил ее за горло, прижав к спине кресла.

Товарищ Эстрейхера загоготал:

– Ловко. Только ты того… потише, а то околеет и слова не успеет сказать.

Эстрейхер немного разжал пальцы. Старуха со стоном открыла глаза.

– Отвечай! – приказал бандит. – Где медаль барона? Куда ты ее подевала?

Старушка ничего не поняла и в ужасе вырывалась. Эстрейхер тряхнул ее так, что затрещали кости.